Один день ясного неба - страница 14

– А сейчас ты выглядишь вовсе не так классно.

Ее неприятно поразила столь жестокая мысль.

Соседка перевела взгляд с молочая на нее и помахала. Анис помахала в ответ. Эта старуха, видимо, души не чаяла в своем доме, постоянно вытирала везде пыль, подметала, но несмотря на чистоплотность, все равно ничего не могла поделать ни с буйно разросшимися кустами страстоцвета, приманивавшими к себе колибри и пчел, ни с торчавшими вкривь и вкось ступеньками крыльца. Анис несколько раз предлагала ей в помощь Тан-Тана, но старуха только отрицательно мотала головой и совала в знак благодарности щавелевый отвар да козий сыр. «У меня нет детей, – приговаривала она. – А бездетная женщина умеет многое принимать как должное». Анис почти наяву видела витавшую между ними боль, словно нечто телесное, заставлявшее знойный воздух дрожать будто в ознобе.

Старуха – забавно: Анис вечно забывала ее имя – была единственная среди всех знакомых, кто по-настоящему ее понимал, в отличие от кузины Бонами, которая доставала ее своими советами да россказнями о чудесах.

– Нужно попробовать шесть раз, Анис, и тогда ребенок обязательно родится! Надо только купить нужную траву для припарки… Расслабься, просто расслабься…

Бонами никогда не называла ее мулицей. Так в народе называли бесплодных женщин. Мулица. Короткое обидное словечко. Анис ничего не хотела слышать про чудеса. Ей хотелось бегать по улицам и ломать заборы в поисках проклятых мулов. Что они там болтают о припарках и о том, сколько раз их надо прикладывать, прежде чем ты наконец скажешь своему мужу окончательное «нет», – и какое же это огромное, оглушительное слово, которое способно заглушить все остальные слова, произносимые дома?

Горную гряду осветили лучи рассвета. Старуха ковыляла по веранде, и ее плечи пощелкивали в такт шагам. Вдалеке залаяла собака. Хватит прохлаждаться, пора приветствовать новый день.

Старуха тяжело присела за стол и начала что-то раскладывать перед собой. Ее руки быстро и уверенно порхали над столом, словно собирали мозаику. Анис пригляделась.

Старуха, видимо, снимала спящих бабочек с веток страстоцвета возле изгороди и из трещин в каменной стене веранды, и теперь выкладывала насекомых, словно собственный завтрак: хрупкие розовые и белые крылышки, усики-антенны, черные хитиновые тельца. Она принялась их есть, улыбаясь и жадно глотая, как карамельки. И снова помахала рукой.

Анис помахала в ответ. Было еще слишком раннее утро для бабочек, хотя бы и для спящих, но Анис решила, что старухе просто одиноко.

Бабочки были как алкоголь. В сухой оранжевой бабочке таилась хмельная капелька доброго вина. Прохладный глоток редчайшей импортной водки в белых и голубых крылатых красотках, что низко порхали над волнами, и глаз уже переставал отличать водную гладь от порхающих насекомых. Требовалась немалая сноровка, чтобы хватать их на лету и съедать живьем. А если сноровки не было, то можно было вдохнуть бабочку и закашляться, и пойманное насекомое испуганно трепыхалось бы в глотке, оставляя у тебя на зубах блестящие чешуйки. Но если ты вполне овладел навыком, проглоченные бабочки приятно грели желудок, от них начинала кружиться голова, а с ней и вся комната. Но стоило проглотить слишком много, можно было и сблевать, грохнуться в кусты, натыкаться на двери, и тебя охватывало то веселье, то уныние. Когда тебе удавалось поймать пьяную бабочку на лету, твоя ловкость казалась необычайной удалью, и в этом было что-то очень забавное.