Читать онлайн Наталья Патрацкая - Скалистые поэмы

Мой ковид

Болезнь подкралась как змея

тяжелой нечестью,

когда совсем не встала я,

жизнь стала вечностью.

И кислород в носу моем

шумел не медленно,

в реанимации не ной,

жизнь стала бледною.

КТ – четыре у меня,

от легких только шум,

и всю исследуют меня,

у медицины – ум.

Я вся подключена была

к приборам, трубочкам.

Порой в воде своей плыла

гусем иль курочкой.

Лежать все время на боку,

дышать сквозь усики,

я в Боксе ела на духу,

подгузник – трусики.

Какой-то дикий маскарад,

и новогодний плен,

но доктор вдруг сказал, что рад,

я победила тлен.

И на девятый только день

лежу в палате я.

И кислород в носу как тень,

но слабость знатная.

Еще почти я не хожу,

дыхалка звонкая,

но я в палате, я лежу.

А иглы тонкие.

Короче, что тут говорить,

недели три прошло,

когда я вышла из ворот,

И я пошла, пошла…

Прививки были у меня,

и даже целых две,

но заболела, не кляня,

и так шла по судьбе.

Не так все радужно пошло,

на МРТ мой путь,

ковид в мозги мои вошел,

и это просто жуть.

Мозги и сердце берегу,

и пью таблетки я,

я от себя не убегу,

хожу как в клетке я.

22 янтаря 2022

Сто метров

Сто метров. Тормоз. Ехать.

Сто метров. Тормоз. Путь.

Москва стоит рядами авто пробок.

Водители несутся по кольцу,

машины едут и стоят бок об бок,

и на венчанье не успеть к венцу.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

"А я не поеду, не поеду в Москву!

А я не хочу, не хочу стоять в пробках.

Я лучше у леса примну всю траву.

Я лучше пешком пройду тихо и робко.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

А я не хочу тормозить по сто метров.

А я не хочу ехать тихо и метко,

Всегда у кого-то стоять за спиной.

О, Господи, Боже! Да, что ж ты, не стой!

Ну, дай мне проехать, дай выйти на волю,

Давно я не ела, терплю я до боли.

Москва стоит, стоит моя столица,

уж лучше бы ты ехала на спицах.

Велосипеды меньше места занимают.

Велосипедисты меж собой не лают".

– Так пела сидя девушка в авто.

А тут один, устал стоять по пробкам,

из пистолета стрельнул и не робко.

Стрелял он в тех, кто ехать так мешал,

и с кровью свою нервность он смешал.

"А я пойду пешком без автостопа,

Нырну в метро, где нет машин потопа",

– Мечтала девчонка, сидя в пробке.

Для столицы нужны новые машины,

Надо в них удобства все вместить.

Люди – роботы столичные мужчины,

"Тормоз – ехать" – две команды в них внедрить.

Очень трудно быть в столице на колесах,

не уснуть бы за рулем в забвенье грезах.

Дружные потоки столицу покрывают,

целые потоки мучаются зря,

нервы и здоровье за рулем срывают,

и за руль садятся, чуть взойдет заря.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

Вот она – столица, странная девица,

косы распустила, словно шлейф дорог,

и сидит девица за рулем, как львица,

и давно сомкнула от молчанья рот.

Нет, не успевает, венчанною не быть,

на алтарь упала солнечная пыль.

Сто метров. Тормоз. Ехать.

Сто метров. Тормоз. Путь.

9 ноября 2007

Сын генерала

Где-то в жарком регионе

среди ветра и песка,

среди танков полигона,

он родился для броска

в новый век иных идей

среди пары лебедей.

Ездил с папою и мамой

по прекраснейшей стране.

Гарнизоны были домом,

рос на танковой броне.

И однажды он подрос,

в голове возник вопрос:

'Кем же быть на этом свете?

Быть как папа генералом?

Быть ли летчиком как ветер?

Или схем всех адмиралом?'

И однажды он решил,

что достигнет он вершин.

Он поехал в город – лес,

где МИЭТ краснел боками

среди лиственных чудес.

Он был принят в мир Богами.

Он учился, он учил,

и диплом он получил,

где почти не пахло пудрой,

изучал науки мудро.

И однажды он на танцах

Встретил девушку одну,

и она женою стала.

Полюбил ее. Да ну?

Да, любил. Родились дети.

Он чертил из схем все сети,

что на платах, словно карты,

для диодов, микросхем.

И с женою вместе парой

создал фирму из дилемм.

Год от года жизнь все круче,

он идет всегда на кручи

новых фирменных проблем.

В мировой системе Блиц

создавая свой раздел,

охраняемых им лиц.

Фирму создал, свой удел,

в ней всегда так много дел!

Где-то в лучшем регионе

среди леса и домов,

на зеленом стадионе

плат, как вестников веков.

Дифирамб ему писала,

но пошло все вкривь и вкось.

Умер он и кончен сказ,

жизни был он не указ…

7 ноября 2007

Ода компьютеру

Программа копирует файлы,

конструктор остался без дел,

не посланы в пропасть все мейлы,

и грифель вновь пишет, как мел.

Давно ли жизнь вся – мой компьютер?

А надо же, как прикипел!

И мысли тихонечко вьются,

компьютер еще не запел.

Меняются платы сегодня,

идут изменения всегда,

начало собачьего года

тихонько меняет года.

Зачем мне уныние лихое?

Напишем стихи на века,

мне выпало счастье простое

жить с рифмой, а жизнь с ней легка.

Вот ты заглянул на секунду:

'На месте ли я или где?'

На месте сегодня я буду,

пишу я рукой на листе.

В руках покручу микросхему,

на выводы ей посмотрю,

и как же ввести ее в схему?

Как жизнь схему я рассмотрю.

Потом все поставлю как надо,

читается схема моя.

Меняются платы для склада,

заказчиков тихо маня.

Завял мой компьютер, синеет

его голубой лишь экран,

и строчка стоит, файлы реют.

Мой нужный компьютер, мой пан.

Смеются ребята, что в ссылке

сижу за чужим я столом,

разбросано все, нет лишь вилки,

в порядке тут страшный облом.

Здесь умный сидит разработчик,

придет он еще не сейчас.

Строчит карандашик наводчик,

ведь есть на поэзию час.

Мой плоттер завис молчаливо,

он слушает стрелки часов,

программы меняют лениво,

компьютер закрыт на засов.

Мой стол вновь свободен и что же?

Желтеет загрузки строка,

компьютер – великий вельможа,

и жизнь без него так строга!

О кульмане вспомним мы всуе,

был кульман из дерева весь,

и рама железная, всунут

в нее был еще дикий вес.

Чертили на ватмане люди,

чертила и я много лет,

никто труд такой не осудит,

наброшен истории плед.

Сменилась работа, другая

система оценки труда.

Немного она дорогая,

но меньше в процентах руда.

Все мысли идут на компьютер,

исчез копировщиков труд,

и плоттер работает круто,

чертеж на компьютере мудр.

Как в книге выходит чертежик,

как в книге прекрасны СП,

конструктор уже не чертежник,

а как разработчик СБ.

Программа копирует файлы,

желтеет полоска труда,

пять лет не меняли, устали

мозги электронные, да!

Вновь будет умнее компьютер,

и память усилят ему.

Мне станет немного уютней.

Еще много дел я сверну.

А так без него – без работы,

и нет кульманов, циркулей,

с компьютером жизнь беззаботней.

Чайку за компьютер налей!

12 января 2006

Приключения Адама

Платина, золото и серебро

в слитках по миру. Адам и ребро.

Волосы, ногти, ребро от Адама

вышла одна красивейшая дама.

Вышла к Адаму, в чем мать родила,

яблоко съела, сама родила.

Золото бедный Адам ей нашел,

перстень ей сделал, чтоб пальчик вошел.

Ева надела сей перстень. И вот,

прочь он пошел. От ворот поворот.

Долго Адам наш по миру бродил,

где-то у Нила поймал крокодил.

Шкуру Адам с крокодила всю снял,

Еве принес и за плечи обнял.

Юбку из кожи строчил ей всю ночь.

Утром он послан был Евою прочь.

Вновь пред Адамом дилемма стояла,

где прикупить для той дамы хоть сало.

Вынул Адам из груди лишь ребро,

дал его Еве как бы серебро.

Но из ребра, как еще из полена,

вышла на свет всех прекрасней Елена.

Ева раскрыла от крика свой рот.

Лена его закрывает, как грот.

Видит Адам, что теперь дамы две,

быстро бежит он от них вдруг к вдове.

Вдовушке жалко Адама, она

долго кочует без мужа одна.

Тут на Адама с небес снизошло:

было ли, не было, все и прошло.

Стрелы амура Адам наш берет,

роет он землю как сказочный крот:

Золото, платина и серебро,

вдовушка, Ева, Елена – ребро.

03 мая 2006

Охранник

Мой охранник от меня закрылся,

надоело всюду быть со мной.

Ладно, хоть сегодня он побрился,

но теперь мне быть опять одной.

Он не смотрит, и отводит очи,

он не любит, молча, мысль таит.

За стеной свои проводит ночи,

ладно, что охранник не храпит.

Чур, меня. Соседи мне сказали:

'Твой-то твой, опять прошел вперед'.

Знали б кто такой, так промолчали,

ведь охранник, это вечный гнет.

Плохо, что охранник не кухарка.

Плохо, то ли есть он, то ли нет.

Я ведь не мудрейшая знахарка,

не узнаю, сколько нынче лет

нашим неприметным отношеньям,

нашим стоеросовым мечтам,

и какие вынесет лишенья

он еще за стенкой где-то там.

Чудо, как всегда пришло случайно,

вышел вдруг на кухню мой сосед,

и сказал, что треснул утром чайник,

и вообще, есть ужин и обед.

Пиццу приготовили мгновенно,

поделили, съели сразу всю.

Сразу заструилась кровь по венам.

Дал бы сто очков он карасю.

Он не рыба, чувствую, мужчина,

жаром обдало со всех сторон,

вот она обычная причина.

И любовь обрушилась, как сон.

Муж очнулся, стал обыкновенным,

вновь лежу на миленьком плече.

Но бывает он плохим и скверным,

если уподобится свече.

30 июня 2005

Ночная поэма

1.

Медовая ночь заблудилась в постели,

все клеточки словно в раю,

мы пьем свои чувства, мы фибрами спели.

Ты любишь. И я ведь люблю.

Как трудно одно, отойти друг от друга,

как будто навек потерять,

и трудно разнять из объятий мир круга,

медовая ночка на пять.

2.

Мы с тобой лежали на постели.

Звезды улыбались за окном,

на постель-то лечь уже успели,

не успели мы забыться сном.

Просто оставалась еще ласка,

губы задевали близкий рот,

просто источали неги смазку,

начинался тихо секс и спорт.

Руки обнимали все сильнее,

тело телу делало массаж,

мышцы становились все вольнее,

амплитудой заходили в раж.

3.

Твоя любовь под хлопья снега,

что заблудились за окном…

Нас выгибается ласки нега.

И не объяты мы вином!

Такая тяга притяжения,

что не отпрянуть, не уйти!

И вот оно – любви скольжение!

И нет ведь лучшего пути!

Ты рядом, здесь, и ты со мною!

И как жила я без тебя?

Ведь летний зной у нас зимою

от ласки нег всю жизнь любя!

4.

Уснула я, забыв разнять объятья,

и провалилась в негу без тебя.

А ты не спал. И ласки, и проклятья

остались без любви. И ты скрипя,

Своими не уснувшими костями,

пошел в другую комнату. И там

лежал ты между ленью и делами,

как будто на боку их делал сам.

И интернет молчал от жгучей лени.

А я спала спокойно. Злился ты.

Скрипели неодетые колени.

И тихо спали белые листы.

5.

Я тебя любила еле – еле,

а любить не кухне не могла,

мы с тобой салатику поели,

все потом убрали со стола.

Ты сказал: 'Пойдем и погуляем'.

Я без лишних слов пошла с тобой,

ходим мы по лесу, размышляем,

а в желудок стонет, как прибой.

И пошли с тобой по магазину,

там продуктов целая гора,

и набрали целую корзину,

и домой нести ее пора.

Вот теперь действительно поели,

и опять забылись на постели.

2004- 2005

Шалость в пене

Бассейн, мрамор, свет из ниши…

Голубоватый солнца блик.

Под зеркалом, чуть-чуть пониже,

лежали камни – сердолик.

Русалка, Ниночка младая,

блестела каплями воды,

а волосы, ручьем спадая,

по полу сеяли следы.

Она немного утомленно

накинула халат, идет.

Вот дверь открыла изумленно:

за дверью принц небесный ждет.

Не ожидала видеть гостя,

лихой дворец ее закрыт,

однако встретила без злости,

дорожной пылью он покрыт.

'Откуда Вы? – она спросила, -

Кто Вас сюда, зачем пустил?'

Губу внезапно прикусила…

В халат принц руки запустил…

Смешалась пыль и влага.

'Нина', – и снова замолчал.

– Ты не сердись, меня б помыла'.

И от блаженства – замычал.

Вода стонала пузырьками,

и пена шла за валом вал,

они вошли в нее шажками.

Мужчина просто ликовал.

Любовь в воде, всегда вторична,

но неизменна чистота,

а в пене несколько лирично,

и бесконечна пустота…

Вот из воды выходят двое,

идут к двери. Снаружи шум.

Открылась дверь, вдруг кто-то взвоет.

За дверью их встречает шут.

Шут говорит: 'Я третьим буду,

Принц, не отдам я Нину вам!

От вас, мой принц, и не убудет.

В бассейне, этом сколько ванн?

Так поделитесь, я серьезно!'

И меч взлетает из-под ряс.

Событие вполне курьезно,