но не виновен ты уж в том.
Ты так стучал – я не пускала,
ты так звонил, а я молчок.
И не было зубов оскала,
но дверь закрыла, я – крючок.
И ты ушел ходить по лесу,
ходил сквозь ели без дорог,
страдания все были к месту,
ты без меня в лесу продрог.
Был две недели ты в метание,
на телефоне лишь слова,
все о любви почти сказания,
и где-то корчилась молва.
Устал любить березы, ели.
Дрозды в лесу не соловьи…
И мне гонения надоели,
а ты устал искать любви.
Ты позвонил: "Я скоро буду!"
А я сказала: "Приходи!"
А что сказать соседям, люду?
Но не тебе ведь: "Уходи".
И ты пришел, как не бывало:
обид, гонений и звонков.
Ты лег со мной на покрывало,
ушел в любовь. Ты был таков.
Забыли вечер, ночь и утро,
устали сами от себя.
Но встали бодро, и как будто,
всю ночь не корчились любя.
Вот тут мы вспомнили о загсе,
а ты пошел и взял квиток.
Переболели чувством завтра,
сегодня шел супругов ток.
Вот паспорта, и вот бумажка,
квиток оплаченной любви.
И наше имя как Ромашка.
Бред помолчи, в судьбу зови.
А после загса снова мысли,
мы думали одеться, где
мы от злословия отмыты,
наряды смотрим мы везде.
Берем журнал, что в загсе дали,
листаем моду всю подряд,
на счастья судьбы загадали,
теперь мы ищем лишь наряд.
А кольца мы уже купили:
два одинаковых кольца.
Торговлю мы не удивили,
а кольца так, для образца.
Проходит день, берем костюмы:
тебе весь черный с полосой,
Себе найти – сплошные дюны,
нашла пиджак – я в нем лисой.
Все платья против счастья в загсе.
Найти наряд? Нет, не найти.
Пройди хоть все в тряпичных залах,
спокойно можно мне уйти.
А башмаки – все остроносые,
их модельерам на носы,
а если носики курносые,
то не налезут на усы.
На полках встала глупость моды,
она для моды не впервой,
и не найти в коробках брода,
от узкой обуви хоть вой.
Не все невесты – худощавы,
не все худые и с ноги.
Эй, кто над модою вещает,
не с той ведь встали вы ноги!
Я пропускаю мысли с модой,
у них худышки на уме,
помою лучше ложки с содой,
пора подумать о еде.
А, где нам встретить люд великий?
Куда согнать своих врагов?
Где посмотреть на женщин лики?
Ведь праздник – таинство веков!
Врагом мне стала вдруг подруга,
она пошла против меня,
и не нашла мой выбор другом,
и говорит: "Он – не родня".
Восстала мама против загса,
чуть не надрала молодца.
Вражды вращают люди вальсы,
а мне не пить любовь с лица.
Решила я позвать поэтов,
собрать их летом не с руки.
Мы остановимся на этом,
приходят трудные круги.
Потом прочту для всех поэму.
Потом, потом, но не сейчас,
останемся вдвоем на схеме,
пока идет наш трудный час.
А час труднее с каждым часом,
прибиться плотно нелегко,
в своих болезнях люди асы,
но от людей мы далеко.
Смириться с чьей-то надо болью,
ты будешь муж, почти родной.
Мы проживем ведь рядом столько,
пока не скажет кто-то: "Ой!"
Твои болезни – стали наши,
твои проблемы – груз проблем.
Испить болезней чью-то чашу?
Но человек бывает смел.
Потом нет, нет, мы осмелели.
Мы стали вместе горе пить,
пока совсем не заболели…
А, может, нам к врачам сходить?
Эй, где вы пары первогодки,
их в загсе видно за версту,
им и письмо – перегородки,
в заявлениях грусть прочту.
Все что-то правят, не согласны,
чужое имя брать – своим.
Его фамильное всем ясно,
а будет скоро уж твоим.
Труднее нет любви задачи,
но до нее как до луны,
еще побудешь просто прачкой,
и приготовишь ты блины.
Еще поймешь, что кто-то рядом,
здесь бродит с ночи до утра,
и будешь врать немного складно,
где путь помойного ведра.
Отчалить можно за кулисы,
