Чудики передвигались медленнее, чем обычно, уходили писать и торчали там так долго, как только могли, не обращая внимания на надрывавших глотки учителей. Этим утром среди детей царило угрюмое и раздражительное настроение. Они уже прослышали о том, что произошло с Тоби в Дисциплинарной. Полковник отделал его на славу, но перестарался. У старика за плечами были годы практики, чтобы уяснить, насколько далеко он может зайти, делая чудикам больно, прежде чем пациент умрет или получит невосполнимые увечья. В это воскресенье, однако, он не рассчитал своих усилий. Тоби умер у него в кресле.
Придурочный паренек, которого все звали Засада. Лицо в форме топорика, узкая самодовольная ухмылочка и два торчащих по сторонам глаза, перекатывающихся в глазницах. Такая конструкция позволяла ему видеть во всех направлениях, словно какой-нибудь ящерице. Парни говорили, что с такими глазами его невозможно застать врасплох. Как-то раз они попробовали напасть на него из засады, потом стали повторять попытки по крайней мере раз в пару месяцев. Ни одна не увенчалась успехом. Так он получил свое прозвище.
А потом Засада начал проделывать то же самое с ними. Он взял себе в привычку подкарауливать других чудиков, стоя за каким-нибудь углом, и валить с ног сильным ударом. Драки были запрещены в Доме, но Уиллард терпел их до определенных пределов. Однако Засада, раз начав, уже не мог остановиться. У него накопилась куча неоплаченных счетов, по которым он жаждал расплаты. Он стал регулярным нарушителем дисциплины. А регулярных нарушителей заносили в список и отправляли в Дисциплинарную.
Самое странное было то, что его удар поджидал жертву еще до того, как она появлялась из-за поворота. Ты шел себе по своим делам, и вдруг бац! – кулак вылетал тебе в лицо словно бы ниоткуда. Он бил только маленьких, более слабых чудиков. Каким-то образом он знал, кого можно бить. И когда. Как будто мог видеть из-за угла.
Теперь Гейнс никогда не узнает, как он это делал. Сердце Тоби отказало, когда он сидел в дисциплинарном кресле.
Впереди ждала куча бумажной волокиты. Может быть, расследование. Затем, вероятнее всего, мягкий выговор – если какой-нибудь доброхот из Бюро не захочет устроить бучу, чтобы сделать себе имя. Строго говоря, им не позволялось применять к детям силу, за исключением случаев, когда те, цитируя буквально, «представляли непосредственную угрозу жизни или здоровью сотрудника».
По всей видимости, Уиллард уже списал происшествие на несчастный случай. Сломал пареньку шею и занес в отчет, что тот упал с лестницы. Никакого вскрытия все равно не предвидится; тело доставили прямиком в крематорий при морге. Если бы Бюро прислало к ним полевого агента, полковник вызвал бы к себе Гейнса и Боуи вместе, чтобы они могли согласовать свои истории.
Гейнсу было глубоко наплевать на дебильного уродца, но и смерти ему он тоже не желал. Тем не менее он был готов подыграть, если надо будет покрывать директора. Не сделать этого означало самому оказаться под ударом. Потерять работу или, еще хуже, самому оказаться подставленным, быть обвиненным в убийстве и провести остаток своих дней в стенах тюрьмы штата в Рейдсвилле.
Открыв задний борт машины, он принялся загружать в кузов свою ораву.
– Давайте забирайтесь. Не торопитесь, я никуда не спешу.
Он выудил ключи из кармана джинсов, завел грузовик, выпростал одну волосатую руку за окошко. Тем временем к нему неторопливо подошел Боуи.
