Акар измотанно подступил и топнул по мне сверху. Вот теперь я взревел почти как он.
Все кругом было залито его кровью, и она струилась даже по моим щекам. Ее запах кружил голову.
Акар подался вперед, наваливаясь на меня всем своим немыслимым весом. Спину прогнуло под его ногой – человеческий хребет бы уже раздробило в пыль. Гнев оплетал, протягивая усики по закоулкам зрения, овладевая сознанием.
Великан громыхнул на чистом, мощном акарском:
– Ты позоришь свой род! – Голос был точно скрежет жерновов. – Снюхался с человеческой шлюхой. Живете как скот, а могли бы сражаться с теми, кого они защищают, – Владыками, которые нас изгнали!
Я завыл под его невыносимым весом.
– Якшаешься с людьми – по-людски и сдохнешь.
Раздувая щеки, я пыхтел в панике, сжимал и разжимал кулаки, лишь бы совладать с болью.
И тут женщина издала клич – дикий, первобытный, будящий что-то в душе. От него даже великан на секунду перестал меня топтать. В этот миг я перевернулся и что было мочи вцепился ему в ногу.
Солдатка взмыла ввысь с булыжника, и акару в шею вонзился обломок меча.
Все было кончено. Он снял с меня ногу и со стоном попятился. Я зашелся кашлем. Все тело горело огнем, но переводить дух еще рано.
Женщина сбивчиво дышала, держась за ребра, – надеюсь, не сломанные, а только ушибленные.
Великан силился устоять на слабеющих ногах, ухватить вытекающую из тела жизнь. Грудь вздымалась все слабее.
Нельзя медлить: мне еще нужны ответы. Перебарывая мучительную боль, я приблизился к нему. У акара тряслись ноги, и вот он припал на колени у огромного валуна, вздымая тучу пыли.
Умирающий гигант сам был с него величиной. Он хрипел. Кровь стекала по каменной поверхности струями – казалось, валун сам оброс алыми сосудами.
Я перешел на свой как можно более чистый акарский:
– Расскажи о Мукто.
Акар, хмыкнув, сплюнул кровью мне под ноги.
– Расскажи об отце, – повторил я.
Тот лишь усмехнулся еще сильнее, невзирая на близость смерти. Одна гигантская шишковатая рука держалась за рану на ребрах, язык слизнул кровь с губ.
Великан отпустил бок и натужился, вытащил обломанный меч из шеи, приближая кончину.
– Рад, что с людьми спутался? Надеюсь, рад. Я ухожу к великому Хо’шаху жить среди предков. Меня зовут Йи’сура из Камня, и меня запомнят воином. А тебя – свиньей. Акаром, у которого нет чести.
Я бросился к Йи’суре и зажал рану в тщетной попытке отсрочить его последний вздох.
– Расскажи мне о Мукто! – напирал я. Все немощнее смеживались и поднимались его веки.
– Ло’Сай заполучит твою голову, как заполучил Сун’Ра.
Акар, назвавшийся Йи’сурой, поднял меч и опять всадил в шею – теперь глубже. Здоровый глаз расширился, вспыхнул таким живым огнем, каким не горел даже в битве, – то испускала последние искры его пламенеющая душа.
С какой одержимостью, каким одухотворенным взором он смотрел на меня в эту секунду – решающую, последнюю. Йи’сура бесстрашно шагнул во мрак.
Кровь хлынула по трясущейся руке. Та неумолимо продавливала меч, распарывая глотку. Я с замиранием сердца ахнул, будто его душа вылетела из моего рта.
А этот глаз! Черный, большой и бездонный, он лучился такой верой, такой решимостью, такой честью, сияя высшим светом, – мне даже захотелось благоговейно отвести взгляд, но я не смог: роковой исход этого воителя меня заворожил.
И вот шея вспорота, кровь хлынула рекой. Не дрожит больше обмякшая рука. Йи’суры не стало.
