Одиночество с раскатистым «р» - страница 7

«Бегу вдоль забора. Лето, цветы кругом. Из кустов выпархивают птицы. Знаешь, что такое счастье? Когда над тобой танцует бабочка-лимонница».

Мать впала в хандру, забросила ребенка, хозяйство. «В доме ни крошки, я вечно голодная. Отец ругается».

Марья шла в школу, за продуктами в магазин, Марья готовила. Мать кричала ей вслед с кровати: «Спаси тя господи, доченька!». Это и помогало, и не помогало. «Детства у меня не было».

Однажды мать застучала зубами, будто от холода, а через три недели умерла в больнице.

«Детка, – сказал папа, – придется тебе управляться со всем самой».

Управляться самой. В двенадцать лет. В тринадцать. Считать копейки, вязать на продажу.

Сжалилась бабушка со стороны матери, взяла к себе. Но с головой у нее было не в порядке. Несла какой-то бред, ходила простоволосая. «А папа, с нервов, постепенно спивался вконец».

Марье казалось, что из-под ног уходит земля. Дохлые мухи на кухонном столе как здрасте, вечное безденежье, бабушкины чудачества. Спаси, Господи.

Соседи косились со всех сторон. Учительница видела спасение в комсомоле. Спорт, общественная нагрузка, моральный облик.

Поверх заборов Марье грезились краски, бабочки, другая страна.

У меня что, падучая? – спрашивала бабушка, показывая на ушибленную руку. Бедняжка.

Отец на диване, в отключке. Светотень переворотов.

В Тамбове цветут яблони.

Проснувшись как-то ночью, Марья, при всей расплывчатости своих представлений о будущем, вдруг ощутила в себе твердую решимость уехать. И ничего смешного, ей не до веселья, причем давно. Разве что Полины будет не хватать, школьной подруги.

В Саратов. В Саратов, учиться на медсестру. В Саратове жил дальний родственник.

Папа благословения не дал, но и к черту не послал. Сунул пару рублей в руку. Тебе понадобятся.

Ей было восемнадцать, когда она уехала из Тамбова, в Саратове поселилась в общежитии. Советского Союза не стало, теперь была Российская Федерация.

Учеба давалась легко. С медицинскими инструментами она управлялась ловко. А по части готовки переплюнула всех товарок в общежитии. Заходите, ешьте, но только без пьянства!

С Паулем они познакомились в кондитерской, хорошее место. Сокурсница позвала выпить какао с тортом. Он сидел за соседним столиком и смотрел, а потом обратился к ней на ломаном русском. Студент-химик, приехал по обмену, да, из Германии. Она удивлялась этому первому в своей жизни иностранцу.

Потом они стали встречаться, в столовой, в молочном баре. А на выходных гулять у реки. Он часто называл ее Марьюшкой, что очень ее трогало. Голубые глаза смотрели на нее с нежностью.

Только без глупостей, решила она, я не какая-нибудь. Но при виде его волна тепла окатывала ее.

С приходом лета в противостоянии «за» и «против» победило «за».

Они целовались, были отдельным материком, смущенным маленьким миром.

Река изгибалась, серебрясь. Ночами с неба сыпались звезды.

Когда ты уедешь, я уеду с тобой.

Обещания.

В конце года его время в Саратове истекло.

Марья с опухшими глазами потерянно ходила по городу. «Он писал, но письма шли целую вечность». Спустя месяцы у нее в руках наконец оказалось приглашение. Бледный листок бумаги, который открывал ей дверь к нему и целому миру. Потом – утомительные формальности. Коридоры в мрачных конторах, хамское отношение. Физиономии – страх божий. Но Марья была терпелива, потому что в конце этого пути ее ждал Пауль.

Перед отъездом она закатила в общежитии пир, много часов крошила, варила, месила, парила и жарила: борщ, пирожки с мясом, пельмени со сметаной, жаркое из свинины с картошкой, шоколадный торт со взбитыми сливками. Ура, Марья, ну и везучая! Счастливого пути!