Следующий поворот Пятак угадал. Светлана повернула налево, и теперь перед ней расстилалась единственная дорога – пологий пятисотметровый спуск, ведший на Центральную набережную – широкую площадь, ограниченную со стороны реки зданием Речного порта и многочисленными, вытянувшимися в ряд пристанями, дебаркадерами и иными плавучими сооружениями, предназначение которых – к ним причаливать, а со стороны города – зеленым холмом, разлинованным в клетку дорожками, тропинками, лесенками. Самое многолюдное место в Волгогорске! Тысячи людей пропадали тут до утра. Рассортированные по питейным заведениям, что кучно оккупировали территорию берега: по непритязательным кафешкам-столовым, что оставались там и в зиму, по летним барам-бивуакам, разбитым под открытом небом, по танцевальным залам под пологами разноцветных брезентов, в казино – люди наслаждались хорошей погодой и влажным запахом реки, пили до потери рассудка, орали песни и, «дойдя до кондиции», купались в реке. Где-то там, на границе субстанций, там, где сгустившаяся до черных пятен ночь бесстыдно отдавалась стремительному потоку. Рискуя потонуть, помереть с перепоя, быть изнасилованными и забитыми до смерти ногами, все веселись от души.
Пятак не боялся упустить её среди толпы. Наоборот, он с облегчением вздохнул:
– Ух, будет на виду.
И подумал: «А если у неё свидание?»
И решил: «Значит, будет чем отчитаться перед Тереховым».
Светлана поступила по-иному. Она еще раз повернула налево и, вместо того, чтобы начать спускаться по эстакаде, помчалась по запретной для всех видов транспорта территории – по верхней террасе набережной. В эту ночь знака «движение запрещено» для неё не существовало вовсе.
И, делать нечего, он последовал за ней.
А второй – за ним.
Момент истины? Ей стало ясно, что за ней – следят? …Наступил?
Так подумал Пятак.
Так решил второй.
Но они оба ошиблись – Светлана их не заметила!
И через пять-семь минут три автомобиля, один за другим, прикатили к месту, где ровное асфальтовое полотно обрывалось. (Откос – высокий берег реки. Внизу, будто её второе русло, еще одно шоссе. Оно тоже, начинаясь из своеобразного тупика: от паромной переправы, вело к Центральной площади набережной). Светлана остановилась, вышла из машины и сделала несколько шагов. (Склон отнюдь не опасно-крутой, а градусов эдак в сорок пять или того меньше, но сейчас, в ночи – как черная бездонная пропасть, как кратер потухшего вулкана, как гряда затерянного каньона, а то шоссе, что тянется вдоль берега реки, – неразличимо). Она замерла на краю. Как на краю Земли!
Пятак, конечно, знал, куда ведет та дорога, по которой они, один за другим, как привязанные, неудержимо следовали, и где, и главное как она заканчивается, и волновался, и на последних метрах, отбросив конспирацию, не веря, что она его не видит, почти догнал её и сбросил скорость только тогда, когда увидел, что её машина остановилась, не сорвалась – уходя во мглу, в хаос, в энтропию, что за пределами геометрической целесообразности.
– Слава Богу, – пробормотал он, Аристарх-атеист.
Он успел сориентироваться и чуть раньше свернул в проем между двумя зданиями: обычной низкорослой «хрущобой», что стояла последней на этой короткой улице и новым шестнадцатиэтажным небоскребом, и еще несколько метров, прежде чем затормозил сам, прокатил вдоль пятиэтажки и остановился лишь у последнего подъезда. Получилось так, что он встал практически напротив Светланы, но только – с другой стороны дома. Пятак заглушил двигатель и только тогда вспомнил о третьей машине. Он тут же выскочил из машины и, не тратя время на то, чтобы запереть её, побежал назад – в том направлении, откуда он только что подъехал. Тридцать – тридцать пять метров он преодолел за три – четыре секунды, показавшихся ему долгими. Он – опоздал.
