Но в этой стопке я не нахожу ничего подобного. Счета за коммунальные услуги, превышение лимита на кредитных картах и предупреждения от коллекторских агентств. После счета за телефон, электричество и квитанции за доставку масла мне приходится остановиться, потому что баланс чековой книжки уходит в отрицательные цифры.
Куда, черт побери, подевались деньги?!
Если бы мне предложили угадать, я бы поставил на Редмонд. У отца сейчас на содержании пять вольеров, пять отдельных стай. И дочь в придачу. Покачав головой, я открываю верхний ящик и укладываю обратно неоплаченные счета. Это не моя проблема. Я не бухгалтер отца. Я ему вообще больше никто.
Заталкивая конверты в слишком маленькое для них пространство, я замечаю пожелтевший листок, замятый в полозке ящика. Засунув руку внутрь, я пытаюсь его вытащить. Уголок отрывается, но мне все же удается вытянуть лист и разгладить его на столе рядом с ноутбуком…
Мне снова пятнадцать.
Вечером перед отъездом отца мы с Карой прятались.
Весь день в доме раздавались крики. Кричала мать, затем орал отец, потом мать разрыдалась.
– Если ты уедешь, можешь не возвращаться! – выкрикнула она.
– Ты же не всерьез, – ответил отец.
Кара посмотрела на меня. Она жевала свою косичку, и та выпала изо рта мокрой, как кисточка для рисования.
– Она же не всерьез? – спросила Кара.
Единственное, что я знал о любви, – она всегда безответная. Левон Якобс, мальчик с кожей цвета горячего шоколада, сидевший передо мной на алгебре, знал статистику всех игроков «Бостон брюинз». Он заговорил со мной только однажды, когда ему понадобился карандаш. К тому же, как и всем остальным мальчикам в моем классе, ему нравились девочки. Мать любила отца, но он думал только о своих глупых волках. Отец любил волков, но даже он признавал, что они не любят его в ответ и не стоит приписывать человеческие чувства диким животным.
– Это безумие! – закричала мать. – Люк, семейные люди так себя не ведут! Взрослые люди так себя не ведут!
– Ты так говоришь, словно я нарочно стараюсь задеть тебя, – ответил отец. – Это наука, Джорджи. И это моя жизнь.
– Именно, – ответила мать. – Твоя жизнь.
Кара прижалась ко мне спиной. Она была настолько худой, что я чувствовал выступы ее позвонков.
– Я не хочу, чтобы он умирал, – прошептала сестра.
Отец собирался жить в лесу без палатки, еды и какой-либо защиты, кроме брезентового комбинезона. Он планировал следить за естественным коридором миграции волков в Канаде и влиться в стаю, как уже проделывал с живущими в неволе группами. Если получится, он станет первым человеком, изучившим жизнь дикой стаи.
Конечно, если он останется в живых, чтобы рассказать о своих открытиях.
Голос отца смягчился и стал похож на войлок:
– Джорджи, не будь такой. В мою последнюю ночь дома.
Ответом ему послужила тишина.
– Папа обещал мне, что вернется, – прошептала Кара. – Он сказал, что, когда подрасту, я смогу отправиться с ним.
– Ни в коем случае не говори этого маме.
Я больше не слышал голосов родителей. Может, они помирились. Похожие споры происходили в нашем доме все шесть месяцев с тех пор, как отец объявил, что собирается в Квебек. Я мечтал, чтобы он поскорее уехал, потому что тогда родители, по крайней мере, перестанут ругаться.
Мы услышали, как хлопнула дверь, и через несколько секунд в дверь моей спальни постучали. Я жестом показал сестре затаиться и открыл дверь. На пороге стоял отец.
