После тяжёлой вахты в доке, когда за спиной – сорок дней без света, парад стальных обшивок и постоянный гул компрессоров, Фрол взял билеты и махнул в Карелию – “вылезти на берег, как человек”.
У него был рюкзак, старая потрёпанная карта, немного снаряги и амбициозный план – пройти с палаткой по лесистым хребтам Маанселькя, от речной долины до Пяозера. Маршрут проложил сам: через каменистые гряды, моховые поляны, обводнённые низины, и, если повезёт, выйти к безымянному водопаду, обозначенному на карте тонкой синей чертой без подписи. Район был глухой. Никто из знакомых там не бывал – и это подзадоривало.
На второй день пути на переправе у шаткого моста он увидел её – девушку с гитарой на спине, в ботинках, явно не из дешёвых, но в целом абсолютно не для такого маршрута. Стояла, изучала карту вверх ногами. И – улыбалась. Открыто, солнечно.
– Заблудились? – спросил он, сдерживая ухмылку.
– Нет, я всегда так карты читаю, – отозвалась она. – А вы, случайно, не знаете, где тут юг?
Так началась их первая «экспедиция» – Фрол не мог оставить её одну, хоть она и отнекивалась, что «всё под контролем». На следующий день они уже делили ужин, а ещё через два – грели друг другу руки под тентом, хохоча над тем, как она гордо достала «надёжно упакованные» спички, а там оказались влажные салфетки.
– У тебя всегда был талант попадать в передряги, – усмехнулся он.
– А у тебя – вытаскивать, – ответила Люба, морщась от холода, но не переставая улыбаться.
Она оказалась биологом, сотрудницей заповедника. Приехала «в поля» по гранту, но всё пошло не по плану: экспедиция развалилась, группа разъехалась, а она решила идти до конца одна. Упрямая. Весёлая. Смешная. И настоящая.
Утром она тихо сказала:
– Спасибо, что не ушёл.
А он накрыл её ладонь своей и ответил:
– Я не мог. Это не ты – осталась. Это я – нашёл.
Вернувшись домой, Фрол всё понял. Написал ей. Люба ответила быстро. Через два месяца она уже стояла на перроне его северного города, где над морем гуляют шторма, с огромным рюкзаком за спиной.
– Ты правда приехала?
– А ты думал, я пошутила? – фыркнула Люба и сунула ему в руки термос. – Тут чай. С имбирём. От простуды и сомнений. А ещё через год была свадьба – скромная, с гитарой, речкой и палаткой. С тех пор они – как шов на прочной стали: вместе навсегда, несмотря на давление.
А теперь, в холодной черноте под снегом, Фрол вдруг ясно понял: он так редко говорил ей, о том, как сильно её любит. Слишком часто думал, что она и так знает. Что всё видно по делам. По рукам, несущим сумки. По еде, которую готовит на рассвете. По сказкам, которые сочиняет детям. По тому, как засыпает рядом. А надо было говорить. Просто говорить.
Он сжал зубы и снова зашевелился – медленно, упрямо, через боль. Потому что теперь он должен выбраться. Чтобы сказать ей об этом.
Фрол промыл ссадины на голове и руке, втер заживляющий крем.
Затем стесал ледорубом лед в узких местах своей пещеры, выдолбил нишу для газовой горелки, кастрюльки и миски с кружкой.
В месте, где впадал ручеек, вырубил во льду ямку для удобного набора воды кружкой.
Нашёл место пониже, где ручей уходил из пещеры, и там выдолбил ледорубом место для туалета.
Перед сном заставил себя взять блокнот и записать:
День 1
Попали в лавину на спуске.
Я чудом попал в полость между льдом и скалой.
Очевидно, полость в леднике промыл ручеек.
Устроил лежак и победил шок.
