Одна нога здесь, другая – к любви из ледового плена - страница 5



Перед сном заставил себя взять блокнот и записать:

День 3

Выход ручейка забился ледяной крошкой.

Меня чуть не затопило.

Прочистил проток. Вода ушла.

И даже смеялся – впервые.

Поставил фильтр. Завтра – продолжу долбить.

Определил размер сечения туннеля – 1,60 на 0,7 м.

Я жив. Я действую.

День 4. РУБКА ПРОХОДА. ВОЗМОЖНО, ВЫХОД ИЗ ЛЕДНИКА

Фрол проснулся весь в ознобе, с телом, гудящим от боли. Иногда ему казалось, что он не просыпается вовсе – просто переходит из одного кошмара в другой. Во сне он снова тонул в снегу, проваливался в бездну белого, тянул руку – и ничего не находил. Иногда – лицо Гены, искажённое, как под водой. Иногда – её лицо, смотрящее с той стороны льда, как через мутное стекло. Он гнал эти образы. Гнал, как мог.

Просыпался – и сразу шёл работать ледорубом. От зари до ужина, с короткими перерывами. Сначала – до каши и кофе. Потом – до обеда. Потом – до ужина. Потом – до изнеможения под светом налобного фонарика. Лёд летел в стороны, руки ныли, шея затекала, позвоночник горел тупой болью. Временами его клонило в сон стоя, прямо с ледорубом в руке.

Но он продолжал. Это было единственное, что можно было делать. Не думать. Не вспоминать. Не бояться. Только – работать. Как шахтёр. Как зверь, роющий себе выход.

«Пока я работаю – я жив».

Он повторял это про себя, как заклинание, пока долбил, отбрасывая в сторону ледяное крошево.

В один момент, после ужина, ударив чуть выше, он вдруг почувствовал – отбой. Лёд отозвался глухо. Не звоном, а пустотой. Лёд до этого принимал удары молча – твёрдый, тупой, неподатливый. Каждый взмах ледоруба был как метроном – ритм выживания. Раз, два. Раз, два. Крошево летит. Шея горит. Руки дрожат.

И вдруг – щелчок. Нет, не звук, а ощущение. Как будто что-то отозвалось с той стороны. Он ударил снова. И опять. И понял. Отклик стал другим – не хруст, не звенящий отбой плотной глыбы, а глухое, обволакивающее: тум… как удар в деревянную крышку гроба.

Он застыл.

Выждал. Поднёс ладонь к стене.

Тонкая вибрация. Едва заметная, как сердцебиение – чужое, застывшее. За этой стенкой – не лёд. За ней – пустота.

Фрол шумно выдохнул, сам не замечая, что до этого не дышал.

– Есть… – прохрипел он.

Пальцы сильнее сжали ледоруб.

– Ну давай же…

И с новой яростью ударил. Фрол застыл, приложил ладонь к стенке. И услышал – тихий, чуть влажный выдох. Воздух. Он нашёл воздушную щель.

Закричать не смог – голос сел от молчания. Только выдохнул:

– Есть…

Он сел прямо на лёд, обнял ледоруб, как человека, и какое-то время просто сидел. Смотрел, как свет от налобника ложится на неровные стены. Где-то в груди начало таять что-то тяжёлое, будто внутри тоже был лёд. Он не знал, куда ведёт этот канал. Но он есть.

Перед сном, отогрев руки чашкой с остатками чая, заставил себя взять блокнот и записать:

День 4

Пошёл отбой. Есть пустота.

Возможно – выход.

И в душе, несмотря на холод и мрак, что-то сдвинулось, словно солнечный лучик, пробивающийся сквозь трещину во льду.

Пустота холодная, глухая. Но этого достаточно.

Чудо – не кричит, не сияет, а сидит тихо рядом.

Вот тебе и маленький праздник.

День 5. ПОЛОСТЬ. ПОДАРОК ИЛИ ИЗДЕВКА?

Каждое утро начиналось с жёлтого, мягкого света, фильтрованного сквозь лёд. Особенно ярко он струился из арки ручейка в нижней части пещеры – крошечной ледяной арки, уходящей в сторону свободы.

Этот свет казался не просто светом – он был обещанием: "Трудись. Потерпи ещё. Всё будет."