Читать онлайн Владимир Дараган - Однажды. И другие рассказы

Однажды у бабушки на чердаке я нашел кучу книг и журналов начала 20-го века. «Ух ты! – обрадовалась бабушка. – А я-то голову сломала, где взять бумагу, чтобы кульки вертеть, когда буду крыжовник продавать».

Однажды я с родителями ехал в поезде, и меня угостили помидором. Попутчик, пожилой мужчина, напрягся и сказал, что он хочет научить меня, как надо их правильно есть. Оказалось, что помидор надо немного надкусить, а потом высосать сок. Тогда он не будет брызгаться. «Понял?» – спросил он меня. Я кивнул, пососал помидор и изо всех сил вонзил в него зубы. Мама потом долго бегала за водой, чтобы отмыть рубашку попутчика.

Однажды мне было четыре года и мама дала мне суп, сказав, что, пока я не доем, из-за стола не выйду. Я сидел и мечтал, что когда я вырасту и буду сам наливать суп в тарелку, то возьму для этого чайное блюдце.

Однажды я придумал новое блюдо. Я макал белый хлеб в чай, потом в сахар и не понимал, почему бабушка огорчается, что в доме нет колбасы и мяса. Ведь я мог питаться своим блюдом неделями.

Однажды, когда мне было пять лет, родители стали показывать меня гостям как чудо-ребенка. Гости называли день текущего года, а я говорил, какой это день недели. Секрет был прост. Я сумел запомнить дни недели первого числа каждого месяца, а дальше просто считал. Кстати, повторить сейчас этот фокус мне было бы труднее.

Однажды мама спросила, кем я хочу стать. Я подумал и сказал, что хочу стать взрослым и в конце концов перестать есть манную кашу.

Однажды я читал Чехова и захотел стать артистом. Я спросил у мамы о социальном статусе артистов – не слишком ли он сейчас низок, как это было в 19-ом веке? Мама вздохнула и сказала, чтобы я шел делать уроки.

Однажды я спросил у бабушки, почему у нее сложные отношения с соседкой бабой Дуней. «Потому что забор!» – ответила бабушка. Проблема была в ремонте забора, который разделял наши участки. Была многолетняя дискуссия: «если ты строил этот говенный забор, то ты его и ремонтируй» или: «я строил забор, так ты хотя бы чини его». Проблема была неразрешимой.

Однажды бабушка сказала: «Вот Дунька какая! Сидит, смотрит, на ребенка порчу наводит!». Соседка любила сидеть у окна, из которого был виден наш двор, и внимательно все контролировать. Когда я узнал слова «немой укор» и «всевидящее око», то сразу вспомнил бабу Дуню.

Утром бабушке надо было сварить в печке чугунок картошки и разделить его на три части. Одна часть была для безымянного поросенка, другая шла псу Джеку, третья – нам с дедом. Всем дополнительно полагался черный хлеб, а поросенку еще остатки вчерашнего ужина. Курам давали пшено и хлебные крошки. И так каждый день.

За всю свою жизнь бабушка была два раза в Ленинграде и лишь после смерти дедушки, уже после инсульта, переехала к нам в Пушкино. Дедушка ни разу не выезжал за пределы Вышнего Волочка.

Я лежу на диване с закрытыми глазами и вспоминаю свою жизнь в большом бревенчатом доме. Что бабушка и дедушка хотели от жизни? Что бы их сделало более счастливыми?

Бабушка

– чтобы в продуктовом ларьке каждый день продавали мягкий белый хлеб, масло и вареную колбасу;

– чтобы дедушка приносил с рыбалки не окуньков и ершей, а больших лещей;

– чтобы в саду было меньше прожорливых гусениц;

– чтобы дочки и зятья регулярно приезжали помогать сажать и копать картошку, собирать яблоки, солить капусту и грибы;

– чтобы крыжовник и яблоки можно было продавать не у проходной завода, а прямо у нашего палисадника, сидя на лавочке и болтая с соседкой Клавой;

– чтобы эти проклятые сорняки перестали расти на грядках с редиской и клубникой;

– чтобы у телевизора перестали «бежать» кадры;

– чтобы соседка Дуня перестала бы трындеть насчет ремонта забора, а сама бы взяла и починила!

Дедушка

– чтобы бабушка перестала бухтеть насчет выпивок с друзьями после работы;

– чтобы можно было ходить на рыбалку каждый день;

– чтобы найти деньги и купить мотоцикл с коляской, как у Касьяна, и ездить за грибами на нем, а не на этом чертовом поезде в четыре часа утра;

– чтобы не надо было по ночам сторожить сад от воришек, когда созревают яблоки;

– чтобы по воскресеньям хоть иногда можно было пойти с соседом в рюмочную, а не горбатиться на огороде.

И не надо им было ни виллы в Ницце, ни «майбаха», ни пентхауса, ни пляжей Карибского моря. И не было у них чувства, что вот сидят они в своем доме в дождливый осенний вечер, пьют чай из самовара, а жизнь проходит мимо.

А какого рожна мне все надо? Почему не сидится на месте? Почему к концу рабочей недели я начинаю с тоской смотреть на север? Мне даже компаса не нужно. Можно повертеться на месте, и куда мне захочется идти, там и север!

Но по пути на север я бы заглянул в старый бревенчатый дом, где раньше пахло сеном, старыми досками и дымом от самовара. Я бы сел за стол, покрытый старой клеенкой, достал из сахарницы кусок рафинада, расколол его щипцами на четыре части, положил кусочек в рот и стал бы прихлебывать чай из большого треснутого блюдца. А если бы повезло, то отрезал толстый кусок мягкого белого хлеба, намазал его желтым маслом и сверху положил бы хорошую порцию клубничного варенья.

Если в твоей жизни не происходит ничего необычного, то это необычное можно придумать.

Бабушка всю жизнь прожила в Вышнем Волочке – посредине между Москвой и Питером. За всю жизнь она несколько раз прокатилась на поезде – навестить дочек. Ездила она в общем вагоне, и каждый раз во время таких поездок происходили необыкновенные встречи. Ее попутчиками оказывались то министры, то члены ЦК КПСС. Они рассказывали бабушке, что все скоро наладится: пенсии увеличат, а в Вышний Волочек будут привозить много колбасы, сливочного масла, шоколадных конфет и даже парного мяса.

Дедушка пил чай из блюдца, откалывал щипцами кусочки рафинада и кивал. Ему очень нравились бабушкины рассказы, даже если он в них не верил. Меня интересовали конфеты: «Мишка Косолапый» или «Птичье молоко»? Оказывалось, что министр говорил и об этом.

– «Мишка» будет, «молоко» будет, всё будет – уверенно говорила бабушка. – Скоро к нашему ларьку пристроят второй, чтобы все продукты поместились.

Министры и члены ЦК, которые ездили с бабушкой в общем вагоне, оказались правы. Пенсии увеличили, колбаса, масло и конфеты стали продаваться свободно. Вот только с продовольственными ларьками они промахнулись. Второй ларек так и не построили. На этом месте сейчас магазин с большими стеклянными витринами.

Наступает март, и я просыпаюсь утром уже не в темень, как совсем недавно, а когда за окном сияет солнце.

– Мам! – спрашиваю я, – а почему сейчас солнце, а недавно в это время было темно?

– Потому что весна, – отвечает мама. – Доброе утро!

– А почему весной солнце так рано встает?

– Потому что весной оно должно выше на небо забраться. Все, вставай! Умываться, одеваться и за стол!

Мама упреждает поток вопросов про небо и солнце. Я чищу зубы и думаю о свалившейся на меня загадке. Что-то мне подсказывает, что солнце забирается высоко потому, что вокруг тает снег.

Я ем манную кашу и продолжаю думать.

Я никогда не любил быть один, но иногда приходилось. Особенно у бабушки, где друзья жили далеко, и в плохую погоду все сидели по домам. Тогда я стал мысленно разговаривать с героями книг. Книг у бабушки было мало и героев тоже получалось немного. Из «Сказок народов мира» мне понравилась только принцесса. На последней странице какой-то сказки она шла под руку с принцем, который был незамедлительно заштрихован. Мне особенно нравилось принцессино платье, точнее его высокий стоячий воротник сложной формы. Вот за воротник я в нее почти влюбился и пригласил ее к себе в гости.

Сначала я показал ей мой театр, сделанный в почтовом фанерном ящике. Внутри ящик был оклеен немыслимо красивой бархатной бумагой вишневого цвета и освещался цветными лампочками из набора «Юный электротехник». На сцене стояли вырезанные из книжки Буратино и Мальвина.

– Ни фига себе! – сказала принцесса. – А ходить они могут?

Я показал ей дырку в потолке сцены, через которую, почти незаметно для зрителей, можно было проволокой двигать Буратино. Мальвину я двигать не решался, потому, что она падала при любом прикосновении.

– А как они разговаривают? – спросила принцесса.

Я что-то пропищал, стараюсь подражать голосу артиста из радиопостановки «Золотой ключик».

– А у меня есть настоящий театр! – сказала принцесса. – У нас есть костюмы, музыка… все-все-все есть! Меня мама заставляет играть роль королевы, говорит, чтобы я привыкала. Это мне пригодится.

– Лучше всегда быть принцессой! – уверенно сказал я. – Принцессы красивее.

– А ты много видел королев? – спросила принцесса.

– Четыре, – сказал я. – Пиковую, трефовую, бубновую и червовую… и все они уродливые старухи. И платья у них не такие красивые!

Принцесса поправила свой воротник.

– А где твоя спальня? – спросила она.

Я провел ее в большую комнату, которую бабушка называла «залой».

– Вот! – сказал я и показал на диван, над которым висели фотографии родственников в тяжелых черных рамах.

– Но тут даже подушки нет! – удивилась принцесса.

Я открыл скрипучую дверь шифоньера и показал ей подушку.

– У нас еще аккордеон есть! – похвастался я. – Только я играть не умею.

Принцесса присела на краешек дивана и заскучала.

– Пойдем я тебе сад покажу, – предложил я.

– Я обожаю гулять по саду! – обрадовалась она.

Вход в сад охранял Джек. Я предложил ему познакомиться с принцессой. Джек нехотя вылез из будки, зевнул, потянулся и поплелся к забору пописать.

– Экий ты невоспитанный пес! – возмутился я.

– А почему он на цепи? – спросила принцесса. – Наши собаки бегают свободно.

– А он любит за курами охотиться! – объяснил я. – И еще любит делать подкоп под забор и убегать к соседям ловить их кошку.

– Понятно! – сказала принцесса, и, подобрав платье, прошла в открытую мной калитку.

В саду она немного растерялась. Многое она видела первый раз в жизни.

– А почему у вас сливы растут среди капусты?

– Чтобы место не пропадало!

– А почему у вас так воняет?

– А это вчера дедушка куриный помет под яблони разбросал.

– А почему у вас трава на скошена?

– А чего ее косить? Коровы у нас нет. Кроликов тоже.

Принцесса еще походила немного и остановилась.

– У тебя тут скучно! Ты меня больше к себе не зови, ладно?

На том и порешили. Я взял резинку, стер то, что намулевал на принце, и больше к этой сказке не возвращался.

Речка

Мне семь лет. Мы с пацанами бродим по речке и руками ловим пескарей. Речка мелкая – нам по колено. Дно песчаное, вода теплая. На берегу мы выкопали яму, туда набралась вода – это у нас называлось озером. Пескари должны там жить как в аквариуме. Вдруг я оступился и провалился в глубокий омут, о котором все забыли. Ужас! Я погрузился с головой, но всплыл, стал отчаянно бить по воде руками и вдруг обнаружил, что я не тону, а плыву.