Однажды ты меня найдёшь… - страница 3



Как хоронят вороны своих детей —
Боль их сердце студит.
На минуту утихнет их скорбный грай.
Ждёт крылатых детей их вороний рай.
И вернутся назад, заглянув за край.
Вороньё – не люди.
У ворон нет воздушек, ножей, гранат.
Каждый солнцем, крылом и семьёй богат.
И, пугая всех добрых людей, в закат
Унесётся стая.
Если ты поднимешь с земли перо,
Если ты помашешь им вслед крылом,
Если ты ответишь добром на зло —
Ты уже другая.

Старик и Кошка

Старик повстречал незнакомую Кошку:
«Вы как, дорогая?» «Продрогла немножко.
Но, в общем, терпимо. Бывает и хуже,
Когда толстым льдом покрываются лужи.
А Вы как? – спросила учтивая Кошка. —
Я раньше Вас часто видала в окошке.
Горел до утра в Вашей комнате свет,
Вы тяжко вздыхали и кутались в плед».
Сердечком озяб и душою простужен,
Но каждый на свете кому-нибудь нужен.
И вместе смотрели на снег из окошка
Счастливый Старик и счастливая Кошка.

«Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам…»

Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам,
Храбро сражаясь с желанием их промерить.
Мокнет на лавке медведь – никому не нужен,
Пуговки грустно глядят на мордашке зверя.
Плюшевый, старый, давно оторвали лапу,
Пуговки разные – видно не раз пришиты.
Будет дружок, заберу, посажу под лампу.
Все мы когда-то бываем людьми забыты.
Каждый ребёнок помнит, как был звездою.
Знает, что он бессмертный, бесстрашный, сильный.
Ну а потом… жизнь, работа и всё такое…
Вот мы и дома! Какой ты, медведь, красивый!
Всё расскажу про себя. Отдыхай с дороги.
Я тебя к лампе – поближе к теплу и свету.
Мы полюбили и стали почти как боги,
Пели осанны ветрам, поездам и лету.
Кровь наша – свет и огонь ледяных созвездий.
Ветер мешался с дыханьем земли и моря.
Мы всемогущими были, совсем как дети.
Наша любовь – оберег от любого горя.
Был понарошечный зверь самым лучшим другом.
Слушал, кивал, согревался, светился счастьем.
Тоже, наверное, вспомнил про жизнь другую,
Где нет дождей и потерь, нет обид, ненастья.
Дождь всё идёт, и фонарь за окном мигает…
Нам хорошо, медведь, мы в тепле с тобою.
Только любя взахлёб, человек вспоминает,
Как он умел светить, когда был звездою.

«Не зная брода, не веря в чудо…»

Не зная брода, не веря в чудо,
Они выходят из ниоткуда.
А в Ниоткуде сегодня людно,
И нет никакой зимы.
Лежали звери с сердечной раной
На антресолях, в шкафах, в диванах.
Кто был трёхлапым, кто с ухом рваным,
Кто видел плохие сны.
Из капель море, из льдинок вечность.
Как Герда Каю про человечность,
Как звёзды небу про бесконечность,
Так Бог про конечность нас.
Что без любви нам всем точно крышка.
Читаем мало, живём вприпрыжку.
А, может, комп поменяв на книжку,
Откроем мы тайный лаз?
Вернутся звери, хвосты из плюша,
Вельвет на пузе, из меха уши.
И если скажут что, ты не слушай,
Ведь плачут они как мы.
И небо вспомнит полёт драконов,
Бумажных птиц и китов картонных.
Любовь, добро навсегда законны,
Как каждый приход весны.

«Сова говорила: «Я мудрая очень…»

Сова говорила: «Я мудрая очень.
Я много видала и знаю немало».
Когда птичьи стаи пророчили осень,
Сова из чулана, спеша, доставала
Чернила, бумагу, перо и наливку.
А как без наливки в сырую погоду?
А люди ушли, на запоре калитка
До нового лета, до нового года.
А люди вздыхали, что осень надолго:
Депрессии, слякоть, дожди и простуда.
И как ни старались, всё было без толку —
Не верится осенью в сказку и чудо.
Сова торопилась, сова сочиняла, —
Наливка и чай, кардамон и корица —
Упрятав до клюва себя в одеяло
Лоскутного яркого летнего ситца.