– Через минуту, синьор, будет уже поздно. Представление закончится. Это правда, что гости Тони перейдут в другие комнаты и к другим развлечениям. Откровенно говоря, синьор, они не получат такого обслуживания, какое могу предоставить я.
– Вы гарантируете, что это из запасов мистера Мейлера?
– Я же сказал, синьор.
Аллейн согласился. Мужчина ушел в комнатку по соседству с прихожей, которая, видимо, была его кабинетом. Аллейн услышал, как повернулся ключ. Задвинули ящик. Привратник вернулся в запечатанным пакетиком, аккуратно завернутым в блестящую синюю бумагу. Цена была заоблачная: примерно на тридцать процентов выше, чем на черном рынке в Британии. Аллейн расплатился и возбужденно сказал, что хочет уйти немедленно. Мужчина открыл дверь, отвез его вниз на лифте и выпустил на улицу.
В переулке стоял автомобиль, за рулем крепко спал заместитель Джованни. Аллейн заключил, что Джованни целиком занят где-то в другом месте.
Он дошел до угла, отыскал название основной улицы – Виа Альдо – и определил свое местонахождение. Вернулся к машине, разбудил водителя и был доставлен в отель. Ради водителя Аллейн продолжал симулировать симптомы ломки, кое-как отыскал деньги и наконец дрожащей рукой дал чрезмерно щедрые чаевые.
После «Берлоги Тони» вестибюль отеля можно было сравнить с австрийским Тиролем, такими здоровыми показались его тишина, сдержанная роскошь, нежно журчавшие фонтаны и безлюдность. Аллейн поднялся к себе в номер, принял ванну и несколько минут простоял на маленьком балконе, глядя на Рим. Небо слабо бледнело на востоке. В тех церквях, запертых, словно массивные крышки над древней преисподней, вскоре затеплят свечи для первых служб дня. Возможно, послушник в Сан-Томмазо в Палларии уже проснулся и готов пройти, шлепая сандалиями, по пустынным улицам, неся в кармане рясы ключ от этой преисподней.
Аллейн запер сигарету и пакетик с кокаином и героином в кейс и, приказав себе проснуться в семь часов, лег спать.
Чуть раньше той ночью Барнаби Грант и Софи Джейсон тоже смотрели на Рим с крыши пансиона «Галлико».
– Еще не очень поздно, – предложил перед тем Грант. – Поднимемся на пару минут на крышу? Хотите выпить?
– Алкоголя я больше не хочу, спасибо, – ответила Софи.
– У меня есть апельсины. Можем их выжать и добавить холодной воды, хотите? Принесите свой стаканчик для зубной щетки.
В садике на крыше пахло ночными цветами, политой землей и папоротником. Приготовив апельсиновый напиток, они показывали друг другу силуэты Рима на фоне неба и очень тихо, из-за выходивших в садик комнат, переговаривались. От этого их беседа казалась заговорщицкой.
– Жаль, что у меня номер не здесь, – сказала Софи.
– А у меня был, когда я жил здесь в последний раз, вон тот, с французскими окнами.
– Как мило.
– Думаю… да.
– Вам он не понравился?
– В тот раз случилось кое-что довольно неприятное.
Если бы Софи спросила «что» или вообще проявила любопытство в любой форме, Грант, вероятно, отделался бы от нее несколькими туманными фразами, но девушка промолчала. Она смотрела на Рим и отхлебывала разбавленный сок.
– Вы обладаете даром Вергилия, Софи.
– И каким же это?
– Даром милосердного молчания.
Она не ответила, и внезапно он поймал себя на том, что рассказывает Софи о грозовом утре на пьяцца Колонна и потере рукописи. Она слушала с ужасом, прижав пальцы к губам.
– «Саймон», – прошептала она. – Вы потеряли «Саймона»! – И потом: – Ну… вы, очевидно, получили его назад.
