В прошлую смену явился на работу с расцарапанным лицом, печальный и злой. И почему-то с псом Графом, гордостью его суровой супруги. Вид у Графа был не графский, а очень даже жалкий и понурый.
К концу смены Борисыч поведал очередную мелодраматическую историю из своей бурной жизни:
– Это ж моя для престижу, понимаешь ли, на мои кровные деньги этого гада купила, а гулять с ним ей не с руки оказалось. То слишком ей рано, то слишком ей поздно. Барыня ху… ва. Меня наладила. Коля, ну ты Катьку знаешь, ну ту, которая в доме, что напротив моего, живёт, крайний подъезд слева? Ох, зверь баба, скажу я вам. Мечта поэта. Мадам Грицацуева рядом с ней – цыплёнок по рубь двадцать. Ну так чего зря по двору болтаться? Мы к Катюхе и захаживали с Графом каждый раз минуток на двадцать того-этого…
Такого же небесного цвета, как у Коляни, но уже тронутые возрастной водянистостью глаза Борисыча вспыхнули сладострастным огнём, но тут же погасли, обратившись в сторону покаянно косящего на него чёрным глазом красавца добермана.
– Хватил я вчера лишнего. Ну и попёрся прямиком к Катьке, как ты меня у дома выгрузил. Что кураж зря терять? Барыня-то моя ху… ва нос от меня пьяного воротит, а Катька и сама махнёт пузырёк, глазом не моргнёт. Ну, понимаешь ли, раз меня дома нет, моя графиня, куда деваться, пошла Графа выгуливать. А этот гад и поволок её по нагулянной тропе к дому напротив, да в крайний подъезд, да к Катькиной квартире. Та ж его подкармливала колбаской, что с мясокомбината притыривает. Ну чтоб он нас от дела не отвлекал. Моя – ага, чё такое? Давай трезвонить в дверь. Эта дура Катька соскочила, вся томная, и нет, чтоб в глазок поглядеть, сходу дверь и распахнула, здрасьте вам. Моя её в сторонку аккуратно отодвинула и за псом в квартиру шасть. А там я, сам понимаешь, в чём одетый. Ни в чём. Ну и… Как это хозяйство не оторвала? Пожалела, авось сгодится. Может, ещё примет? Как думаете? Раз не оторвала. Катьке-то что? Она руки в боки и говорит моей, мол, старушка, совесть имей, попользовалась – хватит с тебя, дай теперь другим людям попользоваться. Моя в ответ: «А х..й тебе!» – я понимаю бы – Катьке, так она мне в рожу вцепилась. А Катюха в дебаты вступать не стала в поисках консенсуса. Всех под зад коленом. И мою, как она ни трепыхалась, и Графа этого грёбаного, ну и меня тоже. Вот тебе и весь консенсус.
Все хохотали до слёз. Даже Вера, хоть и сверлила сердце мысль, не имеет ли и её Коляня такую же Катьку или Надьку. Алёна на что-то подобное не раз намекала.
Малыш кряхтит и ворочается. Надо вставать, но сон тяжёлой гирей тянет в беспамятство. Только пять утра. Господи, что же ему не спится, сквозь тяжёлую, дрёму думает она. Надо вставать, надо вставать, сварить кашку, покормить его, собрать и оттащить в садик, пока ещё не принято решение об отчислении по причине отсталости в развитии. Он такой тяжёленький стал и совсем не хочет идти ножками. Всё время просит кушать, сытости не понимает. Господи, как мне его вылечить? Где денег взять? Где достать этот церебролизин? Сегодня предстоит весь день на холоде провести. Надо искать повреждение кабеля. С новым прибором только она пока разобралась. А вечером мыть полы во всём здании. Спасибо, директор позволил поработать вместо приболевшей тёти Маши. А что хорошего сегодня? Коляня! Да, сегодня его смена.
Борисыч наконец открыл примороженный замок. Вера распахивает дверь ячейки и подносит указатель к шине. Пальцы в защитных резиновых перчатках при тридцатиградусном морозе с трудом удерживают указатель. Внезапная вспышка ослепляет её. Она не сразу понимает, почему отлетела к противоположной стене и осела на пол. Сразу над ней возникает безбровое, покрасневшее от ожога лицо Коляни.
