– Все в порядке, Бахир. Я знаю этого человека. Пропусти его.
Две минуты спустя я стою у окна с Луи – показываю ему министерский сад.
– Жорж, – качает он головой, – я таких удивительных зданий не видел. Я часто проходил мимо и спрашивал себя, кому оно принадлежит. Ты ведь знаешь, чем оно было прежде?
– Нет.
– До революции это был дворец Эгийонов, тут у старой герцогини Анны-Шарлотты де Крюссоль Флоренсак был литературный салон. В этой самой комнате, возможно, сидели Монтескье и Вольтер! – Он помахивает рукой перед носом. – Их тела, случайно, не лежат в подвале? Что, черт побери, ты тут делаешь целый день?
– Затрудняюсь сказать, хотя думаю, это позабавило бы Вольтера. Но я могу подбросить тебе кое-какую работу, если ты заинтересован. – Я передаю Луи папку с материалами о почтовых голубях. – Скажи мне, ты видишь в этом какой-нибудь смысл?
– Хочешь, чтобы я посмотрел сейчас?
– Если не возражаешь – это, к сожалению, нельзя выносить из здания.
– Почему? Секретные материалы?
– Нет, будь они секретные, я бы не имел права показывать их тебе. Но я не могу допустить, чтобы они вышли за пределы здания. – Луи в нерешительности. – Я тебе заплачу, – добавляю я, – по твоей обычной ставке.
– Ну, если у меня хоть раз в жизни появилась возможность выкачать из тебя какие-то деньги, то я, естественно, сделаю это! – смеется он. Потом садится за стол, открывает свой портфель, достает лист бумаги и начинает читать, а я тем временем возвращаюсь за свой стол.
«Аккуратный» – вот точное слово, описывающее Луи: он одного со мной возраста, у него аккуратно подстриженная бородка, аккуратные маленькие руки, которые быстро двигаются по листу бумаги по мере того, как он записывает свои аккуратные, упорядоченные мысли. Я с нежностью смотрю на него. Он целиком погрузился в работу. Точно как в прежние времена, когда мы с ним учились в Страсбургском лицее. В возрасте одиннадцати лет мы оба потеряли одного из родителей: я – отца, он – мать. Так и организовался наш клуб из двух человек, хотя о том, что связывало нас, никогда не говорилось – ни тогда, ни теперь.
Я достаю перо и начинаю писать отчет. Около часа мы работаем в дружеском молчании, потом раздается стук в дверь.
– Войдите! – кричу я.
Входит Анри с папкой. При виде Луи на его лице появляется такое испуганное выражение, как если бы он увидел меня голым под ручку с уличной девкой из Руана.
– Майор Анри, – говорю я, – это мой добрый приятель, адвокат Луи Леблуа. – Луи, погруженный в работу, только поднимает левую руку, не переставая писать, а Анри переводит взгляд с меня на него, потом опять на меня. – Адвокат Леблуа, – поясняю я, – составляет для нас юридическое обоснование по поводу этого абсурдного дела с почтовыми голубями.
Несколько мгновений Анри, кажется, настолько переполнен эмоциями, что теряет дар речи.
– Позвольте вас на несколько слов, полковник? – спрашивает он наконец и, когда я выхожу с ним в коридор, холодно произносит: – Полковник, я должен возразить. У нас не принято впускать сюда посторонних.
– Гене постоянно приходит сюда.
– Мсье Гене служит в полиции!
– Ну а адвокат Леблуа служит в суде, – отвечаю я скорее удивленным, чем рассерженным, тоном. – Я знаю его более тридцати лет. Могу поручиться за его честность. И потом, он всего лишь просматривает дело о почтовых голубях. Это не засекреченные материалы.
– Но у вас в кабинете есть другие папки – высшей степени секретности.
