– Духи милостивые! – прошептал кузнец. Вскинув шестопер, ужасное оружие, выкованное им самим, он двинулся вперед.
Но Ричард преградил ему дорогу мечом.
Упершись грудью в клинок, кузнец неохотно подчинился безмолвному приказу и остановился.
Невероятная картина стала наконец-то ясна, слишком ясна. Мужская рука – половина, без кисти, но все еще в коричневом фланелевом рукаве – лежала на смятых папоротниках у ног Ричарда. Неподалеку стоял тяжелый башмак со шнуровкой, из него торчала зазубренная белая кость с оборванными жилами и мышцами. В стороне, среди жестких листьев кизила, лежал кусок торса, вспоротый так, что виднелся позвоночник и ребра. Мотки розовых кишок обвили бревно, где раньше сидели люди. Лохмотья волос и кожи были разбросаны по камням, по траве и кустарникам.
Ричарду не приходило в голову, что могло причинить этот ужасный разгром. Но, может быть… Он взглянул через плечо на Никки.
– Сестры Тьмы?
Никки медленно покачала головой:
– Кое-что здесь напоминает их методы – но в целом они убивают по-другому.
Ричард не мог бы ответить, утешило его это сообщение или нет.
Медленно, с оглядкой он пошел вперед меж окровавленных останков. Судя по всему, это был не бой, а бойня; здесь никто не орудовал мечами или секирами, не видно было ни стрел, ни брошенных дротиков. Лежащие вокруг тела были не разрублены, а буквально разорваны на части. Зрелище оказалось настолько ужасающим, настолько непостижимым, что все чувства отказывались служить, а душа немела.
Ричард даже не пытался строить предположения, что же могло не просто уничтожить людей, но и разорить землю. Сквозь кипящий гнев волшебного меча в душе его уже пробивалось мучительное сожаление, что он не сумел уберечь товарищей, и он знал, что боль будет еще расти. Но сейчас он хотел только расправиться с тем, кто – или что – сотворило это.
– Ричард, – шепнула Никки, подойдя ближе, – я думаю, лучше будет, если мы поскорее уйдем отсюда.
Непринужденно спокойный тон ее голоса не скрывал настоятельности предупреждения.
Но Ричард, подстрекаемый яростью меча и собственным гневом, не слушал волшебницу. Торжество смерти требовало отмщения. Если опасность еще таилась поблизости, он хотел это узнать. И вдруг тут еще остался кто-то живой?
– Живых здесь нет, – пробормотала Никки, как бы отвечая на его мысли.
– Кто мог сотворить такое? – прошептал Виктор, явно не желая уходить, пока не накажет виновного.
– Людям это не под силу, – заметила Кара спокойно, как судья, выносящий приговор.
Ричард продолжил путь среди останков. Тишина окрестных чащ давила, словно тяжкое бремя. Птицы молчали, не жужжали насекомые, не трещали белки. Низко нависшие облака и медленный дождь еще усугубляли эту тишь.
Кровь стекала каплями с листьев, веток и согнувшихся стеблей травы. Кровь испятнала стволы деревьев. В морщинах шершавой коры ясеня застряли волоконца ткани. Кисть руки с бессильно раскрытыми пальцами, без оружия, лежала ладонью вверх на каменистой осыпи под широкими листьями горного клена.
Ричард нашел много следов там, где они все утром взошли на холм, – и свои собственные следы в том месте, где он недавно проходил с Никки, Карой и Виктором. Останки убитых лежали и в нетронутом лесу, где не ходил никто из них. Ничьих чужих следов Ричард не увидел, если не считать необъяснимых рытвин в дерне, где земля была словно взрезана ножом – кое-где в этих выемках виднелись переломанные толстые корни.
