На аэродроме я вышел из автомашины, сверкая орденами как новогодняя елка. Правда, праздничное настроение немного портила рана. Она начала кровоточить и сильнее болеть. Дежурный определил нас в две комнаты в общежитии при аэродроме с одним душем и туалетом. Подполковника я больше не видел.
– Когда у вас вылет, товарищ подполковник? – спросил дежурный.
– Ровно в 20.00.
– Самолет будет готов!
Часы показывали девять часов утра. Ребята помылись, привели себя в порядок, перекусили, а затем я, Тихонович, Жора и Алеся поехали кататься по Москве.
Столица практически не изменилась, только на окнах домов появились бумажные кресты, а памятники завешаны маскировочными сетками. Но город это не портило. От того, что Москва стоит и будет стоять, нас всех охватывал священный трепет. Мы попросили водителя остановиться в месте потише, но так, чтобы рядом был какой-нибудь символ Москвы. Он остановился в тихом переулке у большого старинного здания. Мы вышли и быстро, не привлекая внимания, сфотографировались. Затем покатались немного по набережным Москва-реки и поехали в Тушино.
Самолет был готов к вылету. Мы перекусили сухим пайком и стали готовиться к полету. Тихонович узнал, что того скандального подполковника сняли с должности и отправили служить куда-то на Север. Мне стало неудобно, я ему зла не хотел.
Для нашей группы привезли документы, награды и карты районов боевых действий. Пока мы шли к своему самолету, на посадку зашел штурмовик Ил-2, еще довоенный, двухместный. Мы бы так и прошли мимо него, но тут меня кто-то окликнул:
– Товарищ капитан, разрешите обратиться.
Голос был женский. Я оглянулся и увидел Капитолину, ту самую девушку, с которой мы ехали в Брест. Мы радостно обнялись. Она рассказала, что война застала ее в Минске, куда она поехала на экскурсию. Город сильно бомбили, она записалась в армию добровольцем, случайно попала в авиаполк штурмовой авиации. Сейчас в звании лейтенанта она служит начальником медицинской службы полка.
Я был в летной куртке, она случайно распахнулась, и Капитолина открыла рот от восхищения. Подполковник, к прежним наградам добавились два ордена Ленина, орден Красного знамени и орден Красной звезды. Она удивленно посмотрела на меня, и я покраснел от удовольствия и стеснения.
Мы с Капитолиной обменялись адресами. При этом мне пришлось предупредить ее, что почту к нам в бригаду доставляют не чаще одного раза в месяц, а то и еще реже. Я не стал спрашивать, где базируется ее полк, а то опять обвинят в шпионаже.
Подбежал дежурный и сказал, что пора улетать. Я обнял и поцеловал Капитолину на прощание и пошел к самолету. Тихонович уже завел и прогрел мотор. Алеся стояла рядом с самолетом, всем своим видом показывая, что ждет моих объяснений. Я молча сел за штурвал, получил разрешение и взлетел. Тихонович рассчитал маршрут до Могилева, в том районе между городками Дрибином и Горки базировалась моя бригада. Оттуда, минуя Смоленск, нам предстояло совершить марш в сторону Рославля.
В шесть часов утра наш самолет приземлился на партизанском аэродроме. Я провел торжественное построение бригады, в ходе которого вручил отличившимся бойцам и командирам ордена и медали, а также сообщил о присвоении новых званий. Процедура шла быстро, но все равно продлилась около двух часов.
После награждения я собрал своих заместителей и начальников служб и подробно рассказал, о встрече с товарищем Сталиным. Не стал делать секрета и из кляузы замполита. Я был уверен, что он действовал не один, и кто-то сидящих сейчас за столом командиров очень хотел, чтобы меня сняли с должности. Рассказывая о письме замполита, я внимательно вглядывался в лица, стараясь угадать, кто же является моим недоброжелателем. Понятно, что после моего снятия самого Грачева едва ли утвердили бы в должности командира бригады. Он политработник, а не строевик.
