– Фридрих, – обратился Шнайдер к своему штурману, – что за необычное такое обозначение цели?
– Сталинградская внутренняя железная дорога окружает этот завод наподобие теннисной ракетки, вот от этого и такое название нашего объекта, – ответил тот. – Да ты сам, Курт, посмотри на аэрофотоснимке, что нам выдали.
– На самом деле, этой железнодорожной веткой хоть в теннис играй, так что нам особенно не придется напрягаться в поиске этой цели, – подытожил Шнайдер, – пошли к самолету, остальной экипаж уже возле него.
– Герр обер-фельдфебель, «птичка» готова к полету, заправка полная, как говорится, по горлышко. Бомбы подвешены, – доложил старший техник. – Это ваш уже четвертый боевой вылет за сегодняшний день, «птичке» пора и отдохнуть, да и вам тоже, но все же удачи! – пожелал он.
– По правде говоря – подержал разговор Шнайдер,– конечно, устали, но хорошо, что русских истребителей не видно и лишь изредка работают их зенитки. Мы за сегодняшний день практически полностью разбомбили весь Сталинград. Этим вылетом, можно сказать, поставим точку в виде большой вороники на месте завода. Русские надолго запомнят 23 августа – практически вся, бомбардировочная авиация рейха участвует в этой масштабной операции по уничтожению упорно не сдающегося города. Экипаж, по местам, – приказал Шнайдер и, отдав честь технику, первым из экипажа через нижний люк полез в фюзеляж и прошел в кабину. Сел в кресло, натянул на себя подвесную систему парашюта. Защелкнул и зафиксировал металлические концы лямок в его замке, а затем проделал такую же операцию с привязными ремнями.
Пока он с ними возился, на свое место, расположенное немного впереди и справа от командирского кресла, протиснулся штурман, который быстро надел парашют и, повернувшись к Шнайдеру, подмигнув тому, весело сказал:
– Герр обер-фельдфебель, разрешите не пристегиваться к креслу. Уже вечер, воздух спокойный, болтанки не будет, да и, к тому же, через сорок минут надо будет ложиться на пол кабины к бомбоприцелу.
Шнайдер в знак согласия кивнул головой и весело добавил:
– Разрешаю, герр фельдфебель.
Затем надел шлемофон, подключил его разъем к бортовой сети и, связавшись поочередно с остальными членами экипажа – бортмехаником и двумя стрелками, верхним и нижним, убедился в их готовности к вылету.
Обер-фельдфебель вначале запустил левый мотор, а потом, когда тот устойчиво заработал, занялся правым. Прогрев их до нужной температуры, показал механикам на земле, рукой чтобы те убрали стояночные тормозные колодки из-под колес. Получив в ответ сигнал, что их уже нет, порулил на взлетную полосу и пристроился в хвост к готовившемуся взлететь «бомберу» штабной эскадрильи, который пилотировал Кюхл. И когда майор пошел на взлет, обер-фельдфебель подождал, чтобы пыль хоть немного осела, двинул сектора газа вперед, двигатели вышли на взлетный режим, и Шнайдер прокричал:
– Абфарен!>2
Несмотря на то, что моторы ревели на максимальных оборотах, «сто одиннадцатый» вяло набирал скорость. Что, впрочем, было и неудивительно. Шнайдер в этот полет приказал подвесить две бомбы по тонне и еще две по двести пятьдесят килограммов, плюс полная заправка составляла предельную нагрузку, которую мог поднять «Хейнкель 111».
И все же земля с каждым мгновением все быстрее и быстрее убегала под самолет, амортизационные стойки шасси перестали стучать, когда колеса попадали на неровности летного поля.
