Его вопрос поставил меня в тупик, я ловила ртом воздух, как только что выловленная рыба.
Собрала волю в кулак.
— Уверена.
— Ну что ж, — Золотаревский вздохнул. — Только сразу предупреждаю, что я не смогу ответить тебе, что все это значит и почему я это увидел именно сейчас. — Я с готовностью кивнула. — А теперь дай мне руку, я покажу тебе.
Я прищурилась.
— Так просто?
Он улыбнулся.
— А ты что думала? Что я вытащу свой хрустальный шар и буду плясать перед ним ритуальные танцы, чтобы он показал тебе мое видение?
По правде говоря, я ждала чего-то вроде этого. Черт возьми, и откуда он все про всех знает?
— Давай руку, не бойся, — теме временем поторопил Владимир Петрович. — Не бойся, это не больно.
Я вздернула подбородок.
— Я не боли боюсь.
«Вот прям ни капельки!» — хихикнул Зверь.
Я проигнорировала его и протянула Золотаревскому руку через стол, предпочтя не вставать с кресла. Не хватало еще в случае чего рухнуть носом в пол. Владимир Петрович не возражал, сжал мою кисть. Его рука была прохладной.
— А теперь закрой глаза и расслабься, — посоветовал он. — Я покажу тебе, но как только ты захочешь все прекратить, тебе будет достаточно открыть глаза. Чужие видения неустойчивы, в отличие от меня, у тебя есть выбор, когда остановиться.
Я кивнула, расправила плечи и попыталась расслабиться. Тема расслабления для меня всегда была самой сложной. Как тогда, в фургоне похитителей, я чуть было не умерла из-за своей неспособности вовремя расслабиться и взять себя в руки. Владимир Петрович прав: я была напряжена почти постоянно, это было мое обычное состояние. Что ж, пора учиться справляться с собой и своими страхами.
«Найди островок спокойствия», — посоветовал Зверь.
«Нет во мне островков», — тут же огрызнулась я.
«Тогда закрой глаза и просто ни о чем не думай!»
Ну вот, уже и Зверь на меня кричит. А я-то, наивная, думала, он на моей стороне.
«Мой ласковый и добрый зверь…» — мысленно запела я, пытаясь задобрить обитателя моего тела и одновременно выкинуть все посторонние мысли из головы.
Зверю очень понравилась песня, он довольно заурчал, и под это урчание все мысли стали плавно уплывать из моей головы.
— Молодец, — прошептал Золотаревский, все еще сжимающий мою руку, — а теперь, главное, не пугайся.
«Мой ласковый и добрый зверь…» — продолжала я напевать, путая мотив и слова и песни, но полностью захваченная мелодией в своей голове.
Темнота перед моими глазами замерцала, я вздрогнула, но Владимир Петрович, успокаивающе сжал мою руку.
Изображение было нечетким, но прорисовывалось все четче и четче с каждым вздохом. Я видела лицо Кирилла, он улыбался, не так, как обычно, одними губами, а по-настоящему, искренне. На мгновение залюбовалась его лицом, а потом растерялась. Изображение продолжало прорисовываться, и я поняла, где он находится. На моей кухне! И тут увидела себя. Я тоже улыбалась, и улыбка у меня была такая, как будто мне только что сказали, что я выиграла миллион долларов.
Не успела удивиться, как картинка мигнула и сменилась. Я не смогла различить ни места, ни окружения, яркое солнце слепило глаза. Видела только нас обоих, меня и Кирилла, мы страстно целовались, и не было похоже, что ему это не нравится.
Я задохнулась. Это правда? Это будет? Это… может быть?
Картинка снова сменилась.
Незнакомая квартира, черное шелковое постельное белье, и я… Обнаженная на этом белье. Белизна моей кожи бьет по глазам в сравнении с цветом простыни. Я целую кого-то, обнимаю… Но кто это? В этой картинке не было того внутреннего света и радости, как в предыдущей, и еще до того, как изображение развернулось, чтобы показать моего партнера, я знала, что это не Кирилл. Это Андрей!
