– Значит, давай не будем тянуть и станем друзьями на веки вечные уже сейчас.
Кира глянула на него, поджав губы. Она ничего не говорила, давая Кисе осознать, какую глупость он сказал. Киса что-то там понял, но по-своему. Он сказал:
– Дружбу скрепляют поцелуем.
Кира хохотнула.
– Это уже какая-то дружба с привилегиями, – сказала она.
Киса нахмурился так, словно она его оскорбила.
– О! Брось! Я ничего такого не имел в виду. У меня и так подобных друзей достаточно!
Кира уже снова шла к толпе, но остановилась, чтобы невинным тоном поинтересоваться:
– Друзей?
– Подруг! – быстро исправился Киса.
Когда они снова стояли в строю, Киса еще раз попытал удачу:
– Так как тебя зовут?
Осознав, что не отделается от него, даже если будет пытаться весь учебный год, Кира шумно выдохнула и сказала:
– Кира.
Киса отшатнулся, как от пощечины.
– Какое дурацкое имя!
Вздернув брови, Кира медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, как на дурачка.
– Сказал человек с именем «Киса».
– Отличное имя!
– Ассоциации странные.
– Нормальные ассоциации… – помялся Киса, но тут же сменил защиту на нападение: – А с твоим именем какие ассоциации? Кира… Звучит как «кирка». Долбит и долбит, пока до алмазов не докопается… А, в целом, не далеко от истины. Ты же Козерог.
Кира не хотела продолжать этот бессмысленный диалог. Но испугалась, что Киса никогда не заткнется. Поэтому сказала:
– На тебя это тоже похоже. Только докопался ты не до алмазов, а до моей головной боли.
– Все сходится, – сказал Киса, пожав плечами. – Я тоже Козерог.
Качнув головой, Кира отвернулась.
Голова у нее не болела – болело все тело. Ей не хотелось здесь торчать. Но она не сбегала, как некоторые студенты, которые выдержали лишь первые минуты вступительной речи. Кира хотела посмотреть на символы факультетов. Ей так не терпелось, что коленки тряслись.
Целых десять минут Киса молчал. Кира понадеялась, что на этом их дружба на веки вечные закончилась. Но ошиблась.
Кира разок обернулась – уж слишком долго Киса молчал. Надо было убедиться, что он не сбежал и не умер. Но все с ним было в порядке. Он стоял вразвалочку и скучающим взглядом следил за тем, что происходит на сцене. На Киру не смотрел. Но, когда она обернулась, заметил ее взгляд и довольно улыбнулся. Чтобы не сильно радовался, Кира бросила:
– Бабочку поправь, – и отвернулась.
Вряд ли он послушается – просто надо было оправдать то, что она на него посмотрела.
Когда подул ветер, стало полегче. Кира даже на пару минут забыла, как щиплется ткань, особенно когда кожа влажная от пота. И как болит грудь, то ли от неудовольствия, то ли от реальной физической боли. И как ей не нравится стоять в толпе, где, к счастью, всем нет до нее дела.
Всем, кроме Кисы.
– Это ректор, – шептал он ей на ухо. – Хуже него только его сын. Вон он, смотри…
Это началось, когда на середину помоста вышел высокий мужчина с медными волосами. Его и рыжим не назовешь. Цвет казался таким благородным, что Кира не сразу сообразила, что он из Огня.
Мужчина что-то серьезно говорил, но Кира ни черта не слышала, потому что Киса бубнил ей на ухо:
– Ректор настолько ненавидит другие стихии и знаки, что даже женился на Льве. Прикинь? А ведь Лев со Львом не совместимы, ты знаешь… Меня постоянно мучит вопрос: как они уживаются? Нет! Больше всего меня мучит другой вопрос: как они зачали сына? Не удивительно, что он у них единственный ребенок. Вон, смотри, он тоже на помосте. Стоит. Довольный… Ты глянь…
