Немного помолчали. Сторож разлил чай по металлическим кружкам, сел на край кушетки напротив стола и задумчиво пробормотал:
– Ясно, ясно. Опять, значит, строители лаз себе сделали. Ну я им покажу, – он погрозил большим кулаком в окно, глядя на забор стройки. – Колючую проволоку растяну, будут знать, как лазить… – потом повернулся к старушке и спросил: – А как зовут-то тебя, бабулька?
– Мария, – ответила пожилая женщина и сделала маленький глоток из кружки. – А тебя как?
– Вообще, меня зовут Димой, но все называют по отчеству – Митрофаныч, – ответил сторож, приглаживая лохматую бороду. Он посмотрел на все еще подрагивающую от холода старушку и с легким недоверием спросил: – А вот скажи мне, Мария, что ты делаешь в такую рань в парке? На улице темень, хоть глаз выколи, холодина жуткая, а ты по парку гуляешь. Как-то это странно.
Лицо Марии на миг сделалось очень серьезным, она украдкой посмотрела в окно, но тут же снова вошла в образ и ответила с наивной виноватой улыбкой:
– Эх, Митрофаныч. Старая я совсем стала. Бессонница мучает, сил нет. А зимой ночи такие длинные, – она сделала глоток. – Вот проснулась я рано-рано. И не пойму, спала вообще или просто глаза прикрыла. Так пролежала около часа, а сон не идет. Ну, думаю, что тут делать, нужно пойти на свежий воздух, может, нагуляюсь и потом буду крепко спать.
– Да-а-а. Бессонница – это какое-то проклятие. У меня тоже такое бывает. Но от этого недуга я всегда храню у себя народное средство, – сторож достал из-за спинки кушетки литровую бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. – Бражка из меда – самое лучшее средство от всех болезней и бессонниц. – Он протянул бутыль старушке: – Давай угощу тебя стаканчиком. Спать будешь до следующего утра.
– Нет, ну что ты. Я никогда эту дрянь в рот не брала и уж на старости лет не стану, но спасибо тебе, Митрофаныч, – отвечала старушка, поглядывая в окно.
– Ну смотри, как пожелаешь. А я себе налью стаканчик, – он взял граненый стакан, который стоял на столе, дунул в него и налил чуть больше половины. Затем принял позу оратора и, подняв свой «фужер», с чувством произнес: – Ну, бабуська, не пьянства окаянного ради, а токмо пользы для, – и залпом опустошил стакан.
Сторож не мог не заметить, что бабушка все время посматривает в окно и вообще ведет себя немного нервно.
– А что, старая, ты все на стройку-то глядишь? Нет там твоей кошки, уж убежала давно. Неужто она тебя ждать будет. Вот только для нее такая яма – сущий пустяк, а для тебя чуть ледяной могилой не стала, – он хрипло засмеялся.
– Твоя правда, Митрофаныч, чуть не закоченела совсем, – согласилась Мария, – да только я смотрю не на кошку. Мне уж больно интересно, что вы тут строить-то собрались. Вон какую ямищу вырыли, аж голова кружится, – она приложила руку ко лбу.
– Вон оно что, – сторож улыбнулся и с важностью поднял кустистые брови. – Тут строится имение польского барона. И это не какой-то там проходимец, а настоящий барон. Буржуин недобитый, будь он неладен, – Митрофаныч сплюнул на пол. – С каким-то сложным именем. У меня тут записано на листочке, чтобы не забыть. – Сторож подошел к тумбочке, выдвинул ящик и начал искать. – А, вот она, – наконец пробасил он. – Это будет дом Кшиштофа Горелика, не приведи Господи людям такие имена и фамилии.
– А что он за шишка такая, что ему дом строят в самом парке? – спросила Мария, ставя пустую кружку и отодвигая ее к середине стола.
