Огни на Эльбе - страница 56



Издалека послышался гудок поезда, прервав поток его мыслей. С тех пор, как несколько лет назад проложили линию между Харбургом и Штаде, по городу начали курсировать поезда. Большинство жителей жаловались на грохот, но только не он. Шум поезда напоминал ему о временах молодости, когда он много путешествовал, и жизнь представлялась одним большим приключением.

Как всегда, когда он вспоминал о прошлом, его охватила меланхолическая задумчивость. Если бы он мог однажды сесть на поезд с Михелем! Мальчик от радости потерял бы голову. Он никогда не выезжал за границу, не знал даже собственного города. Может, им стоит разок прокатиться в карете? Они могли бы взглянуть на строительство нового моста – Нордерэльббрюке, которое должно было завершиться в следующем году. Но тут Альфред покачал головой. Что-то он размечтался. Все это было слишком рискованно.

Он задумчиво надкусил ранет, который принес с собой. Яблоко было кислым, видимо, еще не созрело, – но он все равно съел его, наслаждаясь терпким, щекочущим привкусом. Они с Францем собирались пообедать в трактире, но Герта пообещала на ужин камбалу с холодным фруктовым супом на десерт, и он решил не портить аппетит.

Мимо прошла баржа. От Франца его мысли перескочили на Олькерта. И сам он, и его брат заработали свой капитал на торговле гуано. Кто бы мог подумать, удобрение из экскрементов и останков морских птиц… Поначалу Альфред, как и все остальные, был настроен весьма скептически – считал затею Олькертов верным разорением. Но братья всем им преподали урок. Торговля гуано была беспошлинной. Бисмарк пожаловал Олькерту дворянство, поэтому торговец не мог теперь ссориться с Пруссией, и поддерживал все начинания канцлера. Олькерт был оппортунистом, Альфред всегда это знал. Но он не мог отрицать, что союз их семей стал бы эпохальным событием, объединив крупнейшую судовую компанию и крупнейшую верфь Гамбурга. Франц был бы круглым дураком, если бы упустил такую возможность. Не так уж некрасива Розвита. Что творится с этим мальчишкой?

Альфред глубоко вздохнул и снова окинул взглядом многочисленные корабли, пароходы, эверы и баржи, бороздившие Эльбу. В Гамбурге быстро поняли, что против Бисмарка они бессильны – он шел к своим целям напролом. Поэтому в какой-то момент большинство участников Торговой палаты выступили за то, чтобы составить программу сотрудничества. Не можешь противостоять – попробуй договориться. Будет ли свободным от пошлин город или отдельная его зона – вот вопрос, к которому все сводилось в конечном счете. Оставалось только убедить Сенат. Так возникли и первые планы складского района – Шпайхерштадта, – он, конечно, должен был находиться поблизости от контор и магазинов. Единственной спорной областью оставался район Кервидер, который необходимо было снести. При строительстве порто франко, которое шло в Гамбурге полным ходом, ориентировались на успешные проекты последних лет – на Штрандхафен, Сандторхафен и Грасбрукхафен, современные, оснащенные по последнему слову техники порты, соединенные между собой удобной железной дорогой и где все было рассчитано на максимальную эффективность.

Впервые за свою многовековую историю город будет считаться таможенной территорией Германии. Посреди города появится настоящая граница – таможенный контроль, метровые заборы, защитные ограждения… При одной мысли об этом становилось не по себе. И это означало, что Гамбург вновь понесет огромные потери. Когда было принято решение о строительстве таможенного канала, 24 000 человек были вынуждены покинуть свои дома после волны экспроприаций. Альфреду очень нравился Кервидер, перед сносом он даже заказал у Коппманна, заплатив ему безумную сумму, фотографию этого района, которая теперь висела у него над письменным столом. Временами он был склонен к сентиментальной ностальгии, этого нельзя было отрицать. Пострадали также Довенфлит и церковь Святой Анны – в какой-то момент они просто пошли под снос, и люди были вынуждены сами искать себе убежище. Старинный Гамбург постепенно исчезал под натиском прогресса с его лопатами и кирками. И хотя Альфред знал, что изменения необходимы и даже приветствовал их, ему очень больно было за ними наблюдать. Порой ему казалось, что его душа слишком привязана к этому городу.