– Знаю, знаю, вы вот что, бабоньки, – Ефим огляделся. – Хватайте ребятишек, оповестите всех женщин в деревне да уходите на ту сторону Деснянки в Волчье урочище. А мы уж как-нибудь, – Гринь не стал больше задерживаться, двинулся вдоль улицы по деревне.
…Петр Кондратов, Комаров Василий и Вовка Кольцов натянули верёвку между двух берёз у гати по дороге к Боркам. Натянули так, чтобы конь смог пройти, а вот всадник…
Сами спрятались в кустах, что густо стоят по обе стороны дороги.
Вовка был вооружён винтовкой, которую года три-четыре назад нашёл в доме деда Прокопа Волчкова. Это была та самая винтовка, что когда-то дед вырвал из рук молодого красноармейца в пору крестьянского бунта в Пустошке, куда старик ходил помогать восставшим.
Сейчас главная задача у парней – перехватить нарочного, которого, по всем данным, старший над полицаями Василий Никонорович Ласый должен будет послать к немцам.
Никита Кондратов наказал брать живым полицая. Лишней крови не надо. Но если уж…. Тогда действовать по обстановке.
Привстав в стременах, полицай что есть силы хлестал кнутом невзрачную, мышастой масти коняшку, всю жизнь не вылезавшую из телеги да плуга. Привыкшая к тяжёлому труду, а не к верховой езде, она отчаянно изображала галоп, по-сиротски подбрасывая задние ноги, трюхала, ёкая лошадиной требухой. А он всё стегал и стегал, устремив взор вдоль дороги.
Падая с лошади, полицай не успел сообразить, что к чему, как в тот же миг на него набросились молодые здоровые парни. Один из них уже держал в руках его же винтовку, больно тыкал в грудь; другой снимал ремень с пистолетом и подсумком с патронами к винтовке; третий связывал верёвкой за спиной руки.
– Стой, дядя, не дёргайся! – тот, который связывал руки, больно поддал коленкой под зад. – Тут тебе не Агриппина Солодова, понимать должен. Это тебе не с бабами воевать.
– Так куда это ты спешил, мил человек? – с ехидцей спросил Петр, когда пленник уже стоял на ногах со связанными руками. – Иль что не понравилось в Вишенках? Плохо кормили иль как?
– Так это… – с дрожью в голосе начал полицай, – так это… Василий Никонорович, старший над нами, это… в комендатуру до майора Вернера… коменданта.
– Неужели привет передать?
– Так бунт в Вишенках, приказал Ласый доложить майору. За подкреплением, за солдатами отправил. Вы меня стрелять не станете? – жалобно спросил мужчина. – У меня дети, трое, и жёнка. Не стреляйте, прошу вас, – и вдруг заплакал, упал на колени.
– Ты посмотри, – удивился Вовка. – Плачет! А когда мамку мою сапогом в лицо? А братика Никитку под расстрел? Это как?
– Так это ж не я, хлопчики, милые. Это ж Гришка, Григорий Долгов, зять Ласого. Да разве ж я мог женщину? Ребёнка?
Лошадь паслась рядом, пощипывая траву у дороги.
Забрав коня, парни повели полицая в деревню.
А в это время на площади у колхозной конторы стояла толпа, более 20 человек, вооружённых мужиков. Те, кто без оружия, толпились чуть поодаль, но у многих в руках были вилы-тройчатки, косы, увесистые колья. У стены конторы со связанными руками тесной кучкой сгрудились полицаи с низко опущенными головами. Их взяли тихо, без скандала, прямо из-за стола.
Они обедали, когда в дом Галины Петрик один за другим ворвались с десяток мужиков, наставив на полицаев винтовки.
– Ефим Егорович, собери пистолеты, а вы, господа хорошие, снимите ремни с оружием, да и положите на стол, – Никита Кондратов с товарищами не спускали с прицела растерявшихся, разом поникших полицаев. – И смотрите, в борще пистолетики не загадьте. Это вы можете: хорошее дело испохабить, страдальцы.
