— Давайте я, — предложил священник, когда она застыла столбом. — Сюда редко ходят, заело.
Отпустив дверное кольцо, тихо легшее назад в ложбинку мха, Джейн продолжала прокручивать в голове очевидную аналогию, только сейчас пришедшую ей на ум.
Святой Эдвард убил волка. Какого-то особенного. Большого и матерого хищника, наводившего ужас на всю округу. А потом, вполне вероятно, его съел. Почему нет? Не самое вкусное мясо, но чего только не съешь в голодные времена. Кости оставил, чтобы похваляться перед гостями. Или — кто знает — преисполнившись уважением к сильному зверю.
Не об этом ли она совсем недавно читала в рукописи мамы? Индейцы верили, что таким образом могут заполучить дух животного, убитого на честной охоте, завладеть его силой и смелостью.
Вождь Быстрый Охотник подстрелил орла. А после съел его, и кости похоронил с почестями. Орел стал его частью, его тотемом. Вождь носил украшение из орлиных перьев с такой гордостью, словно это корона Британской империи. Он верил, что и сам теперь наполовину орел.
Жители Вуденкерса считают, что на Олдброках проклятие. Но индейцы полагали это величайшим даром — принимать облик тотемного животного. В их легендах такое благословение получали только лучшие воины, но иногда и целый род. Если это вовсе не легенды, то Олдброки на самом деле могут оказаться вервольфами? Но тогда Максимилиану не были страшны все волки в округе, раз уж он один из них.
— Я пойду, — выпалила Джейн, быстро отшатываясь от двери с волчьей головой, покрытой зеленым мхом.
— Но как же… — священник протянул к ней руку, точно пытаясь удержать, но Джейн уже бежала по дорожке, плутающей между серых могильных камней.
Посмотрит она склеп в другой раз. Лежал тут Максимилиан Олдброк двадцать лет, подождет и еще денек.
Инспектор наверняка посмеется над ее размышлениями и выставит легковерной дурочкой, но сейчас Джейн даже хотела этого. Пусть уверит ее, что миссис Олдброк с ее янтарными глазами — не матерая волчица. Пусть скажет, что на холмах орудует не вервольф, а какой-то злобный пес с не менее злобным хозяином. Пусть просто окажется рядом, ненароком поддержит под руку, улыбнется и посмотрит на нее своими зелеными глазами с заплутавшими в них солнечными искорками.
Только бы оказаться подальше от этого мрачного кладбища и фамильного склепа, могильный холод которого пробирал до костей, даже когда ты туда не зашел.
***
Мистер Эдверсон, как и остальные фигуранты этого дела, ничего не видел и не слышал, и отвечал нехотя, цедя каждый ответ сквозь зубы, отменно белые и здоровые.
Вот бы пересчитать их ему на ринге.
Они с мэром никогда не были друзьями, предпочитая вежливое равнодушие, но сейчас, похоже, их пути пересеклись, и лишь один станет победителем.
Ральф видел, как мистер Эдверсон смотрел на Джейн, едва не облизываясь, как тянул к ней руки, как обращался по имени. А ведь они знакомы всего ничего! Откуда эта бесцеремонность, словно они близкие друзья или даже пара? Что, если это он писал те письма, и поэтому мнит, будто Джейн — уже его?
— Напишите, пожалуйста, несколько строк, — попросил Ральф.
— Зачем? — искренне удивился мистер Эдверсон.
— Здесь я задаю вопросы.
— Не зарывайтесь, инспектор. Не забывайте, кто платит вам жалование.
— Городская управа, а не лично вы. Я прекрасно помню об этом.
Мэр с отвращением придвинул к себе письменные приборы, макнул перо в чернильницу и принялся писать. Ральф наблюдал за ним, но, кажется, мистер Эдверсон не прилагал усилий, чтобы изменить почерк. Буквы появлялись из-под его пера стройными, одинаково округлыми, крепкими, как новобранцы, еще не вкусившие лиха солдатской жизни.
