– Ты спас меня, – прошептала я, отступая на пару шагов, всё ещё держа дебильный торт.
– Марина…
Почувствовала, как горячие мужские пальцы прикасаются к моим пальцам, обхватывая коробку. Ощущала, что большие пальцы гладят мои, слегка надавливая, словно приободряя.
Вскинула взгляд, окунулась в серые, внимательные глаза со всеми бесчисленными оттенками, какие только могут существовать у радужки. Паша смотрел внимательно, он будто хотел что-то сказать, сделать, на что-то решиться, только через секунду его лицо исказила гримаса боли, и я услышала:
– Я женат, Марин.
От неожиданности буквально отскочила. Чудом торт остался в руках Паши, не упал, не размазался по асфальту, как мои несчастное сердце и гордость.
– Марина, подожди, – услышала я за спиной. Обернулась, силясь не разреветься. Не стоит нелепый инцидент с потерей невинности моих слёз. – Дашь свой телефон?
Вместо того чтобы послать наглого женатика, я покорно продиктовала номер, услышала короткий прозвон, машинально достала телефон из сумочки, посмотрела в отупении на незнакомые цифры.
– Мой номер, – пояснил Паша. – Звони, если что.
Звони, если что. Если что – звони. Если что – это что? Если беременная?
12. Глава 12. Павел
Пашка припарковал машину, заглушил двигатель, опустил голову на руль и закрыл глаза. Ноги домой не несли, в памяти крутилась одна и та же картинка: Марина – такая молоденькая, стройная, будто нереальная, спешно садится в такси, отворачивается от окна, чтобы не смотреть на него, и уезжает.
Торт ещё этот. Он отнёс добычу мужикам, не тащить же домой. В принципе, ничего особенного, спасли студентов, те в благодарность притараканили тортик – со стороны невинно смотрится. Пашка смотрел на ситуацию не со стороны, и этот медовик ему бы поперёк горла встал.
Он и встал. Пашка еле уговорил себя прожевать кусочек и едва не подавился, честное слово. Проницательный взгляд Игнатьича, который только тяжело вздохнул, когда Пашка занёс нарядную коробку с бантом в столовую, заставил держать лицо.
Вообще, Игнатьич был недоволен Кононовым последние дни. Постоянно одёргивал, делал замечания, орал, потому что подчинённый стал рассеянным в край, думать ни о чём не мог, перед носом собственным ничего не видел. Пару раз чуть не опростоволосился так, что пришлось бы хоронить всю бригаду. Спасла мышечная память и профессиональный автоматизм, а ведь пожары тушат не силою, а головою – так ещё отец Пашки говорил.
Ещё и от большого начальства пришлось отмазывать за прокол с поднятой парочкой. Не положено по технике безопасности, запрещено, вообще свою страховку другому человеку давать нельзя, а он двоих засунул в одну страховочную систему – благо Никита тощий, как глист, сестрица его и вовсе за четверть человека сойдёт.
Только одно дело – техника безопасности, другое – истеричная девчонка, мешающая эвакуации гражданских лиц. И потом, не отправил бы он эту парочку, что дальше? Дальше-то что? Тащить на себе Никиту – не вариант, не выбрались бы. Бросить – тем более. Отправлять Марину одну к реке – умчит в другую сторону, в лучшем случае МЧС найдёт, в худшем…
Всё это и вывалил Павел на высокое руководство, шлифанул тем, что он пожарный-десантник, а не спасатель, его дело леса тушить, а не гражданских по лесам отлавливать. Игнатьич хмуро подтвердил, давая всем своим видом понять, что своего не сдаст на растерзание, не бросит, пусть и очевидно – сам получит, попадёт под раздачу.
