— Заболела я, — просипела едва слышно. Слова царапали горло, отдавались в затылке тупой болью, хриплым шепотом срываясь с губ. Если бы не тонкий драконий слух, меня бы вряд ли услышали.
— Люди, — пренебрежительно раздалось совсем рядом. Девора вчера хорошенечко отделали, а сегодня он уже был бодр и, судя по голосу, совершенно здоров. А я нет. — Мир изменился, а они остались такими же слабыми, жалкими, бесполезными…
— Еще одно слово, и я вырву твой язык, — пообещал ужас спокойно, даже чуточку рассеянно, и оттого слова его прозвучали особенно жутко. — Я не разрешал тебе входить.
— Не разрешал входить? В стене дыра, — фыркнул отморозок. Градус презрения он сбавил, но совсем не замолчал. Бесячий, наглый тугодум… — Ты не можешь отрицать того, что люди до отвращения беспомощны.
— Но становление Излома пережили они, а не мы, — жестко припечатал Абель. Потом велел: — Найди лекаря.
Я ожидала очередной порции возмущения, но его не последовало. Ворча под нос что-то неразборчивое, но несомненно раздраженное, Девор покинул комнату. Отправился за лекарем, стало быть.
Стоит ли говорить, что для лекаря, которого по печальному стечению обстоятельств хозяин постоялого двора, грубо разбуженный драконом, вспомнил первым, утро это началось слишком рано и крайне экстремально.
Дядечку в буквальном смысле вытащили из постели, напугав его жену и оставив дом без входной двери… Три улицы на плече дракона, в одной пижаме, под лениво падающим снегом, немолодой, тощий и крайне впечатлительный мужчина преодолел за несколько минут. Впрочем, подозреваю, если бы меня так беспардонно похитили из собственного дома, я бы тоже была впечатлительной.
Девор с лекарем не церемонился.
Доставил в комнату, сгрузил на пол и отошел к стене, с брезгливым интересом глядя на сидящего на полу, беспомощно ругающегося беловолосого (как и почти все в Талом уделе) мужчину. Всклокоченный, с побелевшими от холода и дрожащими от страха губами, тот не мог понять, что происходит. И замолчать тоже не мог.
Абелю это надоело довольно быстро. Сжимая мою горячую руку в своих, не сильно-то и теплых, если подумать, ладонях, он негромко велел:
— Замолчи, убогий, — лекарь напоследок сдавленно всхлипнул и замолчал, а ужас продолжил командовать: — Осмотри ее.
— Вы меня похитили! Это противозаконно! — кудахтнул он. — Я буду жаловаться!
— Не будешь, — пообещал Абель, и взгляд его при этом был страшным. — Если не прекратишь меня злить, то уже никогда и никому не пожалуешься. Трупы не умеют разговаривать.
Я бы поспорила. Так как точно знала, что хороший некромант способен разговорить даже труп месячной давности. Но горло болело, слабость неподъемной плитой давила сверху, и я просто оставила свое ценное замечание при себе.
Осмотрели меня быстро, еще быстрее поставили диагноз и назначили курс лечения.
Подозреваю, лекарь бы и сам с удовольствием меня вылечил, если бы был целителем, лишь бы все это поскорее закончилось… Впечатленный незнакомым, но крайне устрашающим словом «ангина», Абель чуть не довел несчастного до нервного срыва.
— Я дал вам перечень всех необходимых отваров и порошков, которые ей нужно давать. Что еще вы от меня хотите?! — истерично негодовал лекарь.
— Чтобы она поправилась, — непреклонно заявил Абель.
— Это! — подрагивающий худой палец ткнул в листок, что сейчас держал Абель. — Ей поможет это! Купить можно в любой аптекарской лавке, но я советовал бы ту, что расположена на перекрестке улицы Ремесленников и Тихого переулка.
