Когда по тёмной поверхности разошлись круги от последней капли, золотая чаша значительно потяжелела. Руки, стоящей на коленях сартожки, дрожали, лицо напряглось. Казалось, она сейчас уронит сосуд, расплескав страшное содержимое, но шаман подоспел вовремя. Девушка с видимым облегчением скользнула в сторону, поспевая за остальными, а чаша была торжественно преподнесена обнажённой красавице.
Та, словно бы нежилась, закутанная в меха, а не мёрзла раздетая на студёном ветру. Величественным жестом она приняла подношение. Пригубила. Поверх края блеснули обрамленные пушистыми ресницами очи, и кто-то в толпе сдавленно вскрикнул.
Бордовая жидкость потекла по подбородку, ручьями, огибая холмики грудей, скатываясь по животу, по крутому бедру и ниже сквозь неплотно пригнанные доски помоста. Закапала на притоптанный снег, впитываясь в стылую землю. Сартожка продолжала прилежно пить страшный напиток. По мере того как крови в золотой чаше оставалось всё меньше, всё чернее и непрогляднее поднималась тень за её спиной, которую даже языки пламени были не в силах прогнать, словно бы огонь сторонился жуткой сущности.
Дева опустила чашу и медленно распахнула глаза, со светящимися алым зрачками.
– Киррана! Проснись, дочка! Проснись! – кто-то бил по щекам, и тряс за плечи.
Кира, собрав остатки воли, дёрнулась, пытаясь вырваться из вязкой тьмы, с горящими углями глаз, и ударила, что есть силы. Кулак попал в стальной капкан и застрял намертво. Это, как ни странно, помогло освободиться из паутины кошмара.
– Тише, тише, – Махаррон, осторожно выпустил её руку. – Ну всё. Всё, всё, всё, – приговаривал он, прижав ошеломлённую внучку к груди и ласково гладя, по влажным, спутанным волосам.
Кира хотела отстраниться, но дед не дал. Лишь плотнее прижал, обнимая за плечи. Она открыла рот, желая сказать, что это просто сон. Попросить прощения, за то, что ударила. Объяснить. Но вместо этого шумно всхлипнула.
Уснуть снова так и не удалось, было страшно сомкнуть глаза. Да и Настоятель потребовал подробный рассказ, и раз пошло такое дело, запираться да отнекиваться было бы глупо. Махаррон неожиданно припомнил её давнее путешествие к Излому, а заодно намекнул, дескать, видела бы она свои потоки, когда он будил.
Рассказав без утайки в подробностях обо всех подобных снах, Кира почувствовала облегчение. Дед пожурил, что не сказала сразу.
– Не хотела вас беспокоить по пустякам. А это что-то может значить?
– Пока не знаю, надо посоветоваться с Агилоном.
После разговора с Настоятелем Кира не спеша собралась и отправилась на пробежку, где столкнулась с Наарроном. За братом, позёвывая и спотыкаясь, плелась приличная компания человек эдак в тридцать.
– Доброе утро, сестрёнка!
– Доброе! Не спится? – удивившись, Кира подумала, что давненько не встречала брата на пробежке, но из-за учёбы все забывала спросить.
– Нет, мы просто решили бегать до побудки, чтобы дуболомам не мешать. Видишь, сколько нас набралось? – он мотнул головой в сторону разношёрстной адептской братии. – Того и гляди, к весне всех заниматься заставлю, – он широко улыбнулся. – Ты сегодня рано.
– Не спалось. Приснился дурной сон.
– Дурной?
– Подозреваю, очень…
Нааррон неожиданно резво развернулся и отвесил звонкий подзатыльник какому-то совсем молоденькому пареньку, в котором Кира с удивлением узнала того самого служку. Рыжие вихры заметно подросшего за лето мальчишки сейчас скрывала неказистая шапка, она же и смягчила удар, съехав на глаза. Паренёк, ойкнув, припустил вперёд всех, впрочем, на этот раз точно по дорожке.
