Охота на императора - страница 25

В свете факелов, что уже зажгли вокруг экскаватора, глаза Харриса показались китайцу недобрыми.

– Это вы мне будете рассказывать, куда вести дорогу? У меня единственные командиры – это управляющий и здравый смысл. Я сказал, дорога пойдет прямо! У меня нет времени на эти ваши упражнения. Если китаец хочет денег за работу, он их получит, думаю, за пятьдесят рабочих вполне хватит.

Русский инженер не стал переводить сразу, а лишь обратился к смотрителю, пытаясь скрыть свое волнение:

– Мистер Харрис… Всего-то нужно удостовериться в моей правоте. Чертеж в конторе, на местности разбиты колья. Вы сейчас совершаете непростительную ошибку…

– Пятьдесят, и точка. Больше не дам!

– Я не о людях. То, что их было триста, в данный момент не имеет значения. Я о кладбище. Они этого не простят, – русский инженер пытался вразумить своего смотрителя, одновременно наблюдая, как взгляд старика Ли меняется с благостного на колкий, даже жестокий.

– Да кем он себя возомнил, чтобы меня прощать? Иисусом Христом? Пошел вон, узкоглазая тварь!

Последняя фраза Харриса, произнесенная тоном колонизатора и сопровождаемая красноречивым жестом, в переводе не нуждалась.

Старик Ли, погладив рукой свою жиденькую, но длинную бороду, тут же поднес ладонь к горлу, резко проведя по ней ребром. Харрис, уже отдававший команды механику, этого не заметил, а русский инженер не стал его расстраивать, он лишь поклонился старику, всем своим видом выражая сожаление…

– Хотя фортуна вновь и вновь любезна…

Цыгане с присущим им темпераментом, стоя в пол-оборота к зрителям, эмоционально жестикулировали, медленно группой двигаясь к центру сцены.

– Беспечность – наш коварный враг! – продолжали их соплеменники со сцены.

– Помни, друг мой, что до края бездны…

Фраскита и Мерседес явно проигрывали красавице Кармен не только сценическими костюмами и размером алых цветков в пышных черных волосах, но и чертами лица. Лузгин с самого начала оперы обратил внимание, что подружки роковой цыганки явно более опытны, чтобы не сказать – староваты для своих образов. На их фоне главная героиня, выгодно отличавшаяся стройностью фигуры и красотой лица, держала на себе внимание зрительного зала, совершенно не напрягаясь.

– В горах один неверный шаг… – за время представления Лузгин, не отличавшийся искренней тягой к опере и глубоким знанием предмета, всё же приспособил свой слух и из общего хора уже выделял меццо-сопрано Кармен.

Сегодня случился один из тех редких дней, когда функции адъютанта предусматривали сопровождение Великого князя Константина в оперу. Лузгину была определена не совсем для него обычная миссия – от имени Константина Николаевича оказать знак внимания оперной диве Бриджид, исполнявшей партию Кармен в составе итальянской труппы. Великий князь, имевший репутацию большого ценителя искусства и женской красоты, не мог пропустить премьеру еще и потому, что был заинтригован восхищенными рекомендациями княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой, к мнению которой он нередко прислушивался.

– Бесподобно… – Татьяна легким касанием руки обратила на себя внимание мужа, – правда ведь?

Десять лет назад Лузгин обещал своей будущей супруге, что больше никогда не будет неожиданно исчезать из её жизни, и он свое слово держал. Теперь всегда, когда приходилось отбывать куда-нибудь по поручению Великого князя, Леонид Павлович первым делом отправлялся домой и там, сложив руки перед собой, с некоторой нотой театральности умолял жену отпустить его. Татьяна же, согласно их ритуалу, принимала величественную позу, протягивала руку и после того, как её вечный поклонник прикладывался губами к тонким пальцам, позволяла ему подняться с колена и всегда давала одно и то же напутствие: «Оставьте, друг мой, свой скверный характер дома и не пытайтесь искать себе испытаний больше, чем сможете вынести. Помните: я запретила вам дуэли!» Лузгин всегда при этом почтенно кланялся, молчаливо и покорно принимая условия жены. Обстоятельства, при которых их роман из флирта превратился в любовь, оба помнили в красках и деталях.