Охота на императора - страница 26
– Парижские критики утверждают, что опера несколько легкомысленна, как и её главная героиня… – слегка наклонившись к уху мужа, прошептала Татьяна.
– Да, я тоже читал… именно этот факт, похоже, и привлекает публику… Все эти люди собрались здесь, чтобы не только насладиться прекрасными голосами, но и познать историю порока и предательства… – ответил Лузгин.
Где-то сзади раздался осуждающий и трудноразличимый шепот, означавший, что чета Лузгиных позволила себе в храме искусства слишком много слов. Татьяна улыбнулась и слегка сжала руку супруга в знак согласия с его мнением – совместные выходы в свет, а уж в театр, так и подавно, в силу особенностей службы мужа были большой редкостью, так что некоторые мелкие проколы в вопросах этикета можно было считать вполне объяснимыми.
Искренне пораженный случившимся, Эскамильо на сцене удивленно рассматривал свою шляпу, продырявленную выстрелом и с недоуменным взглядом искал своего обидчика:
– Чуть точней – и гуляй с дырявой головой!
– Эскамильо?
– Клянусь! – диалог тенора и баритона заставил публику затаить дыхание. Сюжет набирал обороты.
– Поучать не берусь, но дам один совет: под пулю лезть не надо, когда нужды в том нет… – Хосе в своем наущении оказался столь убедителен, что Татьяна, повернувшись к мужу, лишь подняла брови в подтверждение полного согласия с услышанным.
– Я пули не боюсь! – Эскамильо парировал решительно, вскинув правую руку вверх, в сторону зала.
– Пусть не раз у виска шальная пуля свиснет! Страшна ль она тому, кто без ума влюблен?
Адъютант в свою очередь повернул голову в сторону жены, изобразив на своем лице вопрос, будто это он только что нараспев произнес со сцены эту реплику.
– Любовь в оценке знатока дороже жизни! – Эскамильо пропел этот известный всем постулат, после чего опустил взгляд в пол, всем своим видом показывая, что последнее слово осталось за ним. Татьяна же, поддержав немой диалог с Лузгиным, слегка пожала плечами, выразив сомнение в искренности своего героя.
– Значит ваша избранница здесь? – почти в отчаянии прокричал Хосе, а Татьяна продолжила взглядом допрашивать мужа, вторя вопросу со сцены – спонтанная пантомима между супругами, так кстати, уложившаяся в либретто оперы, обоим доставляла удовольствие.
Эскамильо, широко расставив ноги, уперся рукой в бок и тут же, не потратив лишней секунды на раздумья, ответил сержанту Хосе:
– Так и есть! Твоей догадкой восхищен!
Лузгин обеими руками изобразил триумфальный жест, означавший, что правда раскрылась, после чего, увлеченный экспромтом, позволил себе невиданную слабость – послал жене воздушный поцелуй.
– Кто же это? – неслось со сцены. Татьяна строго посмотрела на супруга, будто ожидая громкого ответа.
– Кармен!
Лузгин сдвинул брови, недовольно глянув на сцену – певцы, следуя сюжету, ушли в сторону от их с Татьяной истории.
Всё четвертое действие оперы Татьяна держала супруга за руку, искренне сопереживая развивающейся на сцене драме, и думала о том, что должна быть благодарна судьбе и Всевышнему. Да, господь не дал им детей, но и не обездолил любовью. Возможно, чувство это, так резко вспыхнувшее между ними десять лет назад, не во всем соответствовало её девичьим мечтам, но разве стало оно от того менее ярким? Частые разлуки вносили в её жизнь горьковатый привкус ревности, но сама себя она утешала тем, что все это от незнания и бездействия. Тем радостней и долгожданней была встреча, неизменно сопровождаемая цветами и ухаживаниями, будто в первый месяц их знакомства.