…зато князь поправится.
Это ведь хорошо?
Ночью ей снилась великая снежная степь, по которой летела собачья упряжка. Огромные псы черной масти бежали легко, не проваливась в зыбкий снег, а широкие полозья не оставляли следов. Сидела в груде мехов драгоценных Заячья лапа, грызла погрызенный чубук своей трубки.
Встретилась с Лизаветой взглядом.
И сказала:
- Время близится. Не упусти.
Лизавета, которая вдруг обнаружила, что стоит на снегу босой, кивнула: мол, ни за что не упустит. Правда, чего…
…она проснулась засветло.
Тихо.
Прохладно.
За окном лето, но этот старый камень и в самую жару не прогревается. Вон пол совсем студеный. Прочие спят. Раскинулась на кровати Авдотья, губами шевелит, будто спорит с кем-то. Свернулась калачиком Одовецкая, и так лежит, дрожит во сне, зовет кого-то… а не слышно, кого.
Маму?
Снежка лежит на спине. Прямая. И руки на груди сложила. Сама бледная и… Лизавета перекрестилась, уж больно неживой выглядела она.
А вот Таровицкая во сне подушку обняла, стиснула и под живот себе запихала.
…последняя кровать была пуста.
Дарья…
Неудобно вышло вчера, да… и уверения, что подобное случается, не помогли.
Ныне Дарья не спала. Сидела на подоконнике, сжавши кулачки, прислонилась лбом к мутному стеклу и глаза закрыла. По щеке ее бледной ползла слезинка.
- Что случилось? – спросила Лизавета тихо.
- Ничего, - Дарья шмыгнула покрасневшим носом и тихо спросила: - А сильно заметно?
- Что ничего не случилось? Изрядно.
Дарья вздохнула.
- Пойдем, - Лизавета протянула руку. – Холодной водой умоешься. И еще по полтине на каждый глаз положи, минут на десять, хорошо отек снимает.
- А моя матушка огуречный рассол пользует, - Дарья торопливо смахнула слезинку и сползла с подоконника. – Говорит, что лучше его нет.
- Может, и нет, - согласилась Лизавета. – Только где мы сейчас рассол возьмем?
Только-только свело. Солнце, темно-красное, налитое еще висело над самою землей, будто раздумывая, а стоит ли вовсе на небосвод лезть, выдержит ли он, такой хрустально-хрупкий, всю тяжесть светила. Еще немного и дрогнет, покатится, отмеряя утренние часы. И смолкнут соловьи, уступая дневным птахам…
- Я его люблю, - пожаловалась Дарья в умывальне. – Как думаешь, можно влюбиться с первого взгляда?
- Думаю, что если ты влюбилась, то значит, можно, - Лизавета тоже умылась.
А вода леденющая.
То ли красавицам не положено, то ли новое испытание удумали, то ли горячую позже пустят. В конце концов, кто в такую-то рань несусветную встает.
- Маменька сказала бы, что это глупость и блажь, что… в мужа влюбляться надо.
- А если нету?
- Тогда завести и влюбляться.
Наступил Лизаветин черед вздыхать: муж, чай, не таракан, сам собою не заводится. А если так, то неужели без любви жить? Как-то оно несправедливо.
- Я… я его раньше… на ярмарке… в Арсинор на ярмарку папенька повез… у меня кошель украли, - Дарья похлопала себя по щечкам. – Давно уже… мне было десять и я полгода деньги собирала… для ярмарки… папенька давал… а маменька не велела от себя отходить. Только она все по купцам, ей книжные лавки без надобности. Я же хотела… не подумай, у нас большая библиотека в доме, только все больше или про святых, или про полководцев. Я про магию хотела… научиться даром управлять, чтоб… знаешь, это обидно, когда тебя все забывают. А дома только по основам… вот и хотела купить такую книгу, чтобы… понимаешь?
Лизавета кивнула.
