Океан безмолвия - страница 40

Только не просите его говорить. Мне он в школе ни слова не сказал с того дня, когда заявил, что не собирался прогонять меня со своей парты. Ах-ах, какое великодушие. Я, разумеется, с ним не разговариваю.

В воскресенье минут десять двенадцатого заявляется Дрю. Входит без стука, как к себе домой: я забыл запереть дверь, когда забирал с улицы газету. Надо бы отказаться от доставки этой дурацкой газеты. Я ее не читаю. Это еще одно напоминание о том, что здесь жил мой дед. Я пытался приучить его читать газету с интернет-сайта, но он ни в какую. Говорил, что ему приятно держать газету в руках, нравится ее запах. А я терпеть не могу брать в руки газету, и запах ее мне нравится еще меньше. Я отметил про себя, что сегодня же позвоню на почту и отменю доставку. Не хочу больше видеть газеты на своей подъездной аллее.

– Что стряслось? – любопытствую я, пока он располагается в моем доме.

– Сара. Дом. Девчонки. Слишком много. – Тяжело вздохнув, он валится на диван и устремляет взгляд в потолок.

– Вот уж никогда не думал, что для тебя существует такое понятие, как «слишком много девчонок».

– В отношении подружек Сары я делаю исключение.

– Ты никогда не делаешь исключений.

– Ну да, ты прав. Но тут приходится.

Я его не осуждаю. Подружки Сары те еще стервы. Смотреть на них приятно, но они все это знают, что умаляет их привлекательность. В них есть все то, чего я терпеть не могу в девчонках, и Сара становится такой же, как они. Полагаю, мне повезло, что я их пугаю, потому что, раз попробовав флиртовать со мной, они обычно понимают, что не добьются от меня желаемой реакции, и больше не лезут.

– Ты как минимум трех из них оприходовал. Наконец-то усвоил свой урок?

– Думаю, это они усвоили. Плюс, Сара топнула ногой, сказав, чтобы с ее подругами я ни-ни. Строго запрещено.

– Она что, и впрямь думает, что ты ее послушаешь?

– Она топнула ногой на них. Им со мной строго запрещено.

– Бедненькие они бедненькие.

– Не издевайся. Так и есть. Я для них как этап взросления.

– А сюда зачем пришел? – спрашиваю я.

– Тебе пожаловаться. Дома находиться не могу. Такое ощущение, что с каждой секундой уровень тестостерона у меня падает.

– Понятно. И все же зачем ты здесь? – Обычно, если Дрю нужно смыться из дома, он идет не ко мне. Так было несколько лет назад, но с тех пор… Думаю, это как-то связано с моей игрек-хромосомой.

– Больше некуда податься.

– Взял бы бутылку. Пошел бы мириться.

– Я туда один ни ногой. А то, боюсь, потом даже трупа моего не найдут.

– Так сразу и сдался? – Есть толпа девчонок, за которыми он мог бы ухлестывать. Почему он выбрал эту, не понимаю.

– Нет. Но надо изменить тактику. Есть идеи?

Идей у меня нет, а если б и были, я не стал бы ему помогать. Вот вопросы у меня есть, и с каждым днем, похоже, их становится все больше.

– Почему она не разговаривает?

– Никто не знает. Я бомбардировал ее своими коронными фразами, и, судя по тому, как она смотрела на меня, английский она прекрасно понимает. Наверно, голосовых связок нет.

Я точно знаю, что это не так. Она смеялась, когда была здесь, – во весь голос. Я проверил. При отсутствии голосовых связок подобный звук не произвести – значит, голосовые связки у нее есть. Не исключено, конечно, что это все же какой-то физический порок. Я ни черта в этом не смыслю, но что-то мне подсказывает, что анатомия здесь ни при чем, и это еще больше разжигает мое любопытство. Что может заставить человека отказаться от речевого общения? А она вообще когда-нибудь разговаривала? Может, она в жизни слова не произнесла. Трудно сказать. Но я знаю, что она наблюдает, следит за всем постоянно, даже когда не смотрит. Ничто не ускользает от ее внимания. Меня могло бы это испугать, если б я сам не был таким. Интересно, замечает она что-то, чего не вижу я? Сама она мне не ответит на этот вопрос. Впрочем, я тоже спрашивать не стану.