– Да, бедный Юлик. Не позавидуешь ему сейчас, – посочувствовал американцу Никита.
– А ты лишал кого-нибудь девственности? – неожиданно спросила Лана.
– Гм… Тебе это так интересно?
– Конечно! Я даже не представляю, что должен испытывать мужчина при этом. Наверное, большую любовь?
– Вообще-то кроме большого неудобства и чувства испорченной ночи он ничего не испытывает.
– Расскажи, как это было, – с горячим интересом попросила она. – Наверное, ее долго пришлось уговаривать?
– Не очень, – Никита слегка замялся, чтобы точнее сформулировать мысль. – Выяснилось, что девушки ничего так не боятся в жизни, как лишиться девственности, и ни о чем другом так не мечтают. И если ей попадается хороший парень, она ни секунды не задумается.
– Хороший – это какой?
– Тот, который сделает это мягко и ласково, чтобы не привить девушке отвращение к самому процессу.
– А Юлик, по-твоему, хороший парень?
– По крайней мере, он ничего не испортит. Впрочем, завтра увидим, как будет чувствовать себя Люба. Кстати, а как лишилась девственности ты сама?
– Ничего интересного. Я потеряла девственность, вставляя первый раз тампон. Мне было больно, но я его все-таки вставила…
Никита засмеялся, в темноте прижимая к груди забавно мыслящую девушку. Он обожал эти как будто беспредметные разговоры, когда тело расслаблено после хорошего секса, а мысли легки и непринужденно остроумны.
– А что испытывает мужчина, – спросила она, – когда лишается девственности?
– Так не говорят. Вернее, говорят, но это звучит как бред. Получается, что мы чего-то лишаемся. Может быть, применительно к голубым так можно сказать. Но по отношению к нормальным мужчинам это звучит как издевательство.
– А как говорят?
– Э-э-э… лишаются невинности. Хотя тоже спорный вопрос, есть ли в этом какая-то вина.
– Все равно, расскажи мне про свою первую женщину.
– Да чего рассказывать. – Никита не мог без циничной улыбки вспомнить эту историю. – Все было неромантично и глупо. Нас было четверо недорослей на одну проститутку. У троих, в том числе и у меня, ничего не получилось.
– Ты, наверное, сильно страдал? – сочувственно спросила Лана.
– Если бы! Как дурак, целую неделю ходил в школу гордый, циничным взглядом завзятого Дон-Жуана разглядывая наших девочек. Я тогда думал, что вот это и есть секс, хотя у нее там было сухо, как наждачная бумага.
– А сейчас ты стал опытным? Впрочем, чего я спрашиваю. Видно, что да.
– Что, так прямо и видно?
– Еще по твоему взгляду, когда ты посмотрел на меня на перроне.
– Взгляд как взгляд.
– Тебе никто не говорил, что у тебя очень сексуальный взгляд? Я даже почувствовала, как у меня намокают трусики, когда ты меня своим взглядом раздел, а потом снова одел.
Ее слова польстили Никите, хотя он никогда не замечал за собой чего-то особенно сексуального. Конечно, он не урод: ноги не кривые, тело плотное, средней волосатости. Женщины часто говорили, что им нравится с ним спать: они утверждали, что он пушистый и уютный.
– И в сексе с тобой есть что-то непреодолимо привлекательное, – продолжала делиться впечатлениями Лана. – Вот интересно, сколько раз, самое большее, ты кончал за ночь?
– Ну, не знаю, – задумался Никита, – мой личный рекорд в сексе – одиннадцать раз за ночь.
– А разве такое возможно?
– Мне что, свидетельниц приглашать? – засмеялся Никита.
– Не надо. Боюсь, их будет слишком много.
– Не так много, как тебе кажется.
– Надеюсь… Кстати, а сколько любовниц у тебя сейчас? Кроме меня, естественно.
