Полминуты ехали молча, отходя от увиденного. Потом Лёша начал:
– Сань…
– Лёша, я сам в шоке! – экспрессивно перебил его Корольков. Они столько лет дружили и провели вместе столько операций, что понимали друг друга не то чтобы с полуслова, а вообще без слов. – Я не могу даже предположить, зачем ему бормашина!
Они закурили и одновременно выдохнули сигаретный дым.
– Ну может, Настя что-то выяснит, – неуверенно произнес, наконец, Румянцев. – Я ей скажу, чтобы, когда он рассчитываться приедет, спросила, что ли…
– Не знаю, Лёх, – глубокомысленно ответил Саша. – Не знаю…
Делать какие-либо предположения не было ни сил, ни, самое главное, мыслительных возможностей, поэтому они, договорившись, что подумают об этом завтра, расстались. На часах было пять утра.
И вот теперь, на протяжении трех месяцев подряд Василий Пятаков продлевал договор аренды бормашины. Он приезжал к Насте – для оформления документов и встреч с заказчиками Саша и Лёша снимали рабочее место в офисе одной фирмы, которая принадлежала знакомому коммерсу и занималась продажами какого-то неведомого им оборудования то ли для горных работ, то ли, наоборот, для рыбалки, – и, радостно и немного смущенно улыбаясь, исправно вносил необходимую сумму, пролонгируя срок договора еще на месяц. Спрашивать о роли бормашины в жизни проктолога Пятакова Насте было неудобно. Она так и сказала родственнику:
– Дядя Лёша, нет. Я не могу задавать такие некорректные вопросы.
И правда, спрашивать было как-то неловко: ведь арендовал бормашину не врач больницы номер сорок три и даже не представитель этой организации, а частное лицо Пятаков В. В.
Сплетниками Румянцев и Корольков никогда не были, поэтому обсуждать в курилках историю с бормашиной они позволить себе не могли. Кроме того, доктор Пятаков имел репутацию доброго и интеллигентного человека, который, несмотря на свои устрашающие габариты, мухи не обидит. Посему, немного поскабрезничав между собой, мужики оставили этот вопрос висящим в воздухе: ничего путного в голову не приходило. Однако с периодичностью раз в месяц они вспоминали о Васе – когда Настя докладывала, что тот снова побывал в офисе.
Вот и сейчас Румянцев в ответ на возглас Королькова недоуменно протянул:
– Ну да, представляешь? Я, Сань, вот честно, ничего не понимаю…
– Что ж такое! – вымученно произнес Саша. – Мистика какая-то… Н-да… Лёх, надо как-то все-таки выяснить!
– Сань, когда? – Алексей поднял на него глаза. – Ну минуты же свободной нет. Серёжку в ординатуру надо пристраивать, висит это дамокловым мечом. Платно сам знаешь, сколько это выйдет. А у меня Дима на подходе, пятый курс уже…
– Жаль, что он к нам не хочет… – поддержал друга Саша. – У нас место есть.
– Ну не хочет! – то ли с досадой, то ли с гордостью в голосе воскликнул Румянцев. – Травматология, и все тебе…
– Мужик! – похвалил Саша. – Своего добьется.
– Танька к Рубинштейну собралась… – уныло сказал Лёша. – Просить будет. А что делать?
Помолчав, они одновременно хлебнули из стаканов. Густые Реснички снова возник возле стола:
– Па-а-ажалуйс-с-ста, меню-ю-ю-ю, – вытянув губы трубочкой, манерно выговорил он.
– Благодарю вас, мой друг, – серьезно ответил Саша.
Бармен же, которому было прекрасно слышно и видно все, что происходило за столиком, шепотом передразнил: «Меню, тебю и список блюдей…»
– Мы сразу закажем, молодой человек, – решительно сказал Алексей. – Не убегайте.
