Люба сочувственно посмотрела на Гулькину:
– Так нету, Светлана Николаевна… Малая только.
– Да что ж такое-то, а! – в сердцах воскликнула Света. – Доктору и помереть спокойно негде, тьфу-тьфу-тьфу! Ну пусть малую готовят, куда деваться!
– Так Светлана Николаевна, – с надеждой в голосе предположила Люба. – Может, и нет у него аппендицита? Кровь же не брали еще.
– Да конечно! – раздраженно ответила Света, – Там перитонит вот-вот… О! Нина! Давайте бегом в ординаторскую, кровь общий цито и моча там стоит, увидите.
Гулькина, нахмурив лоб, стояла у стойки поста и размышляла, что делать дальше, пока Ира едет обратно в клинику, как вдруг до нее дошло:
– Та-а-ак… – в ужасе произнесла она. – А кто ж мне ассистировать-то будет? Я ж одна не смогу! Второго ж надо! Господи… Что делать, Люб? – беспомощно оглянулась она на медсестру. – Пацаны есть кто ординаторы?
– Нет никого, – с жалостью глядя на доктора Гулькину, ответила Люба. – И Макса, и Дениса Александр Леонидович отпустил на выходные в Шерегеш.
– Ну Александр Леонидович, конечно! – возмутилась Светлана. – Не мог отказать! На лыжах же! Святое дело, а как же! Теперь вот, пожалуйста! Тьфу!
Тут за спиной у Светы раздался прокуренный женский голос:
– Какое это святое дело, а, девки? Бухать, что ли, собрались по случаю пятницы?
Света обернулась и увидела улыбающуюся Розалию Львовну Розеншток, хирурга-травматолога из соседнего отделения, находящегося в противоположном крыле здания. Донне Розе, как за глаза называли ее коллеги, было за шестьдесят, она оперировала и на покой не собиралась: руки у нее были золотые. Донна Роза была циничной, умной, острой на язык и при этом удивительно проницательной и мудрой женщиной.
– Чего стряслося-то у вас? – продолжала Розалия Львовна. – Гляжу, Нинка-Как-Картинка в ординаторскую аж бегом…
– Ой, Розалия Львовна! – Светка обрадовалась ей, как родной. – Ой! Сам господь вас послал!
– Ну да, ну да, – довольно улыбнулась Донна Роза. – Я такая! Фея, фея!
– У Сашки аппендицит! А кроме меня, нет никого, – запричитала Светка, в присутствии Розалии почувствовавшая себя девчонкой-студенткой.
– У какого это еще у Сашки? – нахмурилась Донна Роза.
– У нашего Сашки, у Королькова! – расстроенно ответила Света. – Из оперблока приполз, я пропальпировала, а там перитонит вот-вот!
– Ишь ты… – поразилась Розеншток.
– Да! А в отделении никогошеньки! Помогите, Розалия Львовночка, миленькая! Все на операциях… Ирка сейчас приедет, и можно начинать!
– А дай-ка, – задумчиво произнесла Розалия. – Я его осмотрю еще.
– Да идите, идите, конечно! Там он, на кушетке валяется.
– Сейчас! Сейчас мы его пощупаем, красавчика, – зловеще потирая руки, произнесла Донна Роза.
Зайдя в ординаторскую, она дождалась, пока Нина, которая с любопытством пялилась на лежащего заведующего, заберет свои склянки и уберется в лабораторию. Умостившись на стул возле кушетки, Розалия Львовна потрогала большой красной рукой Сашин лоб:
– Мерил? – спросила она.
– Да, – горестно ответил Корольков. – Тридцать девять.
– Ни х… себе, – молвила в ответ Розалия. – Давай пузо.
Саша опять задрал рубаху и спустил штаны, уже без напоминаний согнув ноги в коленях. Розалия убрала в сторону лед и принялась на удивление осторожно и бережно, не в пример Светке, ощупывать его живот:
– Так?
– Больно.
– Так?
– Больно.
– Больно где? – строго спросила она.
– Везде больно, Розалия Львовна! – простонал Корольков. – Везде, до самой попы, е-мое!
