– Как ты? Чаю налить?
– Не так весело, как ты, – холодно отчеканила она, прошла к плите, достала кружку и налила себе чаю.
Гера сделал ход.
– Совсем что ли? – жена грохнула чайником о плиту.
– Он был пьяный. И двух человек отправил в больницу.
– Он – мой брат, – завыла жена и опустилась на пол. Окрошка ретировалась в комнату.
– Ты меня извини, но… я тебе очень сочувствую. Что тебе грустно. Но, блять!.. Ты неделю назад тут родителям говорила, что в дом не войдёшь, пока он там! – разозлился Гера.
Жена его не слышала.
– Это семья же! Он мой брат! Ты просто урод! Так нельзя!
Она захлёбывалась в истеричном крике.
– Ну, конечно. Он в сознании года два не был, пиздошил жену на глазах ребёнка, людей пьяный убивает, а урод – я!
Гера понимал, что перебарщивает, но остановиться уже не мог.
– Я тебя ненавижу!
– То есть, чтобы ты меня любила, мне надо себя так же вести? Лицо тебе разбить?
– Зачем? Зачем ты всё это говоришь… – жена растянулась на полу, свернулась калачиком. – Ненавижу!
Гера вышел в ванную, пустил холодную воду и сунул голову под струю. Секунд через двадцать череп заломило от холода. Гера закрыл кран и просушил волосы полотенцем.
Жена забилась в угол дивана, поджав ноги, и, изредка всхлипывая, смотрела в пустоту – жёсткая, отстранённая.
Гера неторопливо налил себе чаю и вернулся в кресло. Колесики едва слышно грохнули о пол. На звук моментально прибежала Окрошка. Она запрыгнула Гере на колени, но не разлеглась, а напряжённо всматривалась в хозяйку в углу.
– Ну и? – поторопил кошку Гера. Окрошка перешла на диван и села. Она всё так же пристально смотрела на хозяйку, изредка оглядываясь на Геру. Гера демонстративно играл, игнорируя жену: «Неадекватная дура».
Окрошка фыркнула и неспешно двинулась в хозяйке, загодя начав тихонько мурчать.
– Крошенька, девочка моя, – невидимая скорлупа злости, сдерживавшая истерику, испарилась, и жена снова заплакала – печально и негромко.
Мой кот был настоящим мужиком.
– Я больше туда не поеду! – с порога бросила жена Гере.
Гера прикрыл двери и сбросил кеды.
– И давно ждёшь?
Жена сидела в коридоре на комоде. Гера взглядом попросил её подвинуться, поставил рюкзак и потянулся поцеловать. Жена увернулась, подставив щёку.
– Что случилось?
– Она истеричка. Вот что. Смотри!
Расцарапанные руки Гера заметил с порога. Но теперь жена вытянула их и покрутила, давая Гере возможность оценить масштаб. Предплечья и кисти были исполосованы; некоторые царапины довольно глубокие, припухшие.
– Бедняга… Кроша!
– Кроша твоя уже три часа со шкафа не слезает, – начала жена. Но тут грохнула кровать, лапы стукнули о пол и из дверного проема выглянула заспанная кошка.
– Ну, ещё бы…
Жена фыркнула, встала с комода и ушла на кухню. Кошка неспешно подошла к Гере и потёрлась о его ноги. Гера присел на корточки, погладил. Шерсть на холке была жесткой, слипшейся патлами.
– Ты чего там устроила?
Кошка с секунду смотрела на Геру непонимающим взглядом, прикрыла глаза и заурчала.
– Балда.
Гера прошёл на кухню и обнял жену.
– Так чего там случилось-то?
Жена вздохнула.
– Обряд экзорцизма там случился. Переноску открыла, эта сволочь пару секунд спокойно посидела, а как только врачиха подошла – шипит, отбивается, пена изо рта! Говорит – вы подержите кошечку, ей так спокойнее будет. А эта срань мне всеми четырьмя лапами руки полосовала, пока я пыталась как-то её перехватить. Я, дура, не отпускала. И она меня грызанула! Вон, посмотри!
