На тыльной стороне ладони жены красовались две точки, как от змеиного укуса. Рука в этом месте заметно раздулась. Гера осторожно погладил.
– Плохо.
– И болит – жуть.
Гера вздохнул.
– Прививку-то успели?
– Ага! Щас! Куда там. Под мойку забралась – достать не могли. Шваброй выковыривали, так она там забег по стенам устроила и запрыгнула на стеклянный такой шкаф. Подходить стрёмно – не дай бог что, и всё это перевернётся и разобьется. Короче, это жесть какая-то была.
Гера притянул жену к себе, погладил и вздохнул.
– До скольки они сегодня?
– Уже всё. До трёх. Завтра работают.
Гера боялся клиник для животных. Тамошние врачи казались ему кем-то вроде средневековых лекарей, которые ставили диагнозы по фазе луны, и от одной мысли о ветклинике у Геры сжималось сердце – от страха и сочувствия немым обречённым пациентам. Вспышкой вспомнился первый и единственный раз, когда он был в подобном месте. Заболела кошка; возвращался оттуда уже без неё.
Жена знала все это, и Геру злило, что она не сумела избавить его от поездки. К тому же, приходится тратить на это выходной. Но вариантов не было.
Окрошка по большей части сидела тихо, изредка попискивая. Но в автобусе даже этот тихий плачь заставлял Геру чувствовать себя неловко. Гера расстегнул молнию переноски и запустил руку внутрь. Кошка потыкалась в пальцы мокрым носом. Она дышала часто, пытаясь уловить все многообразие новых запахов, «осмотреться». Гоша чуть потеребил кошку за холку: успокоилась, заурчала, улеглась.
Клиника была государственной, и как все небольшие госучрежедения – одним своим видом порождала тоску и тягостную безысходность. Окрошка тоже почувствовала неладное и заёрзала в переноске. Гера поднес сумку к лицу и через сетку, глаза в глаза, успокоил животное: «Всё хорошо».
Чем ближе он подходил, тем чётче проступали детали барачного убожества. Всё здесь – от покосившегося облезлого забора и отомкнутого амбарного замка в одиноком ушке ржавой калитки до сырых и замшелых стен из силикатного кирпича, – казалось, было создано в первую очередь для того, чтобы рождать уныние. Крыльцо сияло свежей небесно-голубой краской, добавляя клинике нелепости: оборванный бомж в лакированных туфлях. К крыльцу вела дырявая асфальтированная лента дорожки.
Внутри всё было, как в обычной поликлинике. Запах медикаментов, скрипучий пол под потёртым линолеумом, неудобные лавки вдоль стен, чередовавшиеся с дверьми, разномастная, но в то же время привычная очередь, плакаты и стойки с листовками. Только пациенты сидели на руках и у ног очередников, а плакаты светились не белозубыми улыбками, а игривыми взглядами и лоснящейся шелковистой шерстью.
– Кто последний? – вздохнул Гера.
– Мы, – отозвалась женщина с замызганным пуделем.
Гера кивнул и опустился на свободную лавку напротив двери туалета, по-старушечьи поставив переноску себе на колени.
Из кабинета с табличкой «Терапевт» выглянула рыжеволосая девушка в медицинской маске.
– На прививку есть?
Гера огляделся. Чтобы не орать хором, очередь просто потупила взгляды и отвернулась. Гера робко привстал и кивнул.
– Проходите.
Гера проскользнул в кабинет и закрыл за собой дверь. Эхом задрожали стекла шкафчиков с препаратами.
– Ставьте, доставайте, – девушка с характерным скрипом натянула перчатки, спрыснула из пульверизатора и протёрла жуткий сияющий железный стол в центре комнаты; едко запахло спиртом. В интерьере не было ничего, что смягчило бы холодную неприветливость стекла и хрома, и Гера замер в нерешительности. Девушка стянула маску на подбородок, понимающе улыбнулась. Она оказалась симпатичной. Гера глянул на бейджик: «Анна Сергеевна, терапевт». Нос вдруг отсёк больничные запахи, заострившись на цветочном аромате её туалетной воды. Гера почувствовал, как что-то внутри него разжалось. Он расслабился.
