Мия не видела никаких других городов, кроме Эрнвиля, но зато его она знала досконально: от старенькой ратуши с часами до… Ох уж эти часы! Сколько бы раз их ни чинили, сколько бы денег ни выделяла мэрия на их починку, они все равно со временем начинали чудачить.
Циферблатов было два: смотрящий на юг и смотрящий на север. И каждый раз после Зимнего Коловорота (когда распределяли годовой бюджет) их приводили к единому и идущему в ногу со временем знаменателю. Но потом начиналась обычная ерунда. Если стрелки северного циферблата плелись совсем как развеселые эрнвильцы плетутся в пятничный вечер из пивного паба домой и постепенно начинали безбожно отставать, то стрелки южного циферблата, напротив, скакали вперед, совсем как сердце у почтенной домохозяйки, которая крадется к мухе с газетой в руках. И в итоге к концу года разрыв между ними составлял уже порядка двух часов. Сейчас был разгар лета, и отставание от графика (равно как и опережение оного) не было столь уж критичным, какие-то минут тридцать, не больше. Эту особенность городских часов знали все от мала до велика, и эрнвильцы научились высчитывать среднее арифметическое время, привыкли жить с поправкой на странность своих часов, не сетуя на нее, даже гордясь ею как местной достопримечательностью.
На верху ратуши висел тревожный колокол, который, к счастью, использовался так редко, что когда полгода назад в него позвонили, чтобы сообщить о посещение свежеоткрывшегося курорта министром здравоохранения (в некотором роде тоже свежего, то есть свеженазначенного), то старую норру Вильсу, продающую свой товар аккурат около ратуши, чуть не хватил удар.
Так о чем это… Ах да! Мия знала в родном городе все: от облупившейся ратуши до самого последнего домишка на окраине, где она и имела счастье или несчастье проживать. Сейчас Мию, несмотря на легкое головокружение от голода и энергетического истощения, подхлестывало желание срочно приняться за дело.
Она с трудом удержала себя от искушения сплясать танец радости на ступенях курортного отеля, но строгий взгляд вальяжного швейцара, с долей снисходительности распахнувшего перед девушкой стеклянные двери, удержал ее от подобной глупости. Ну нет уж! Мия теперь не просто там какая-то ведьмочка! Она облечена высоким доверием знаменитого мага, чудом занесенного в их захолустье. Интересно, а почему он сам не может выполнить работу над экспериментом? Мия поморщила свой аккуратный носик и поразмыслила над этим вопросом. Может, у него тоже дело в энергетическом истощении? Ну конечно! Норр Бродерман наверняка работал над каким-нибудь сверхважным заданием для самой королевской семьи (по крайней мере, пара намеков, которые он обронил при их первой встрече, позволяли воображению разгуляться именно в этом направлении) и потратил слишком много магического ресурса. И теперь он приехал на курорт для восстановления своих сил, но преданность работе не позволяет ему втуне тратить время. Мия приосанилась, почувствовав себя причастной к важному делу почти государственной важности. Ну может, это все были и фантазии, но кто мог бы помешать ей создавать их в ее собственной голове? Да никто!
Завернув за угол в маленький пустынный переулок, откуда уже не было видно монструозно-вычурно-экстравагантного курортного отеля, Мия все-таки не выдержала и проскакала несколько ярдов на одной ноге и еще несколько ярдов на другой, показала язык недоуменно взглянувшей на нее кошке, а потом сделала жизненно важное дело – купила в первой же попавшейся ей на пути булочной сдобу с малиновым джемом и штрейзелем. Сдоба была огромной, с полголовы Мии (что свидетельствовало либо о миниатюрности ведьмы, либо о щедрости пекаря), и восхитительно ароматной.
