– Я буду молить Господа нашего о вразумлении, как молил Моисей. Господь да услышит нас, и мы отыщем решение этой каверзе…
Князь Смоленский Володислав самолично приехал в Киев. Встречать его ладьи на причалы Почайны князь отправил Асмуда и Предславу. Велел принять смоленского правителя с почётом и лаской, проводить в терем Оды для отдыха и общения с дочерью, преподнести от его имени дары. День спустя князь и княгиня Киевские ждали Володислава в Князевом Приказе, куда он и явился в назначенное время вместе со своими людьми и Асмудом.
Первый же беглый взгляд на смоленского князя обнаруживал его удивительное сходство с дочерью. Володислав выглядел более грубым, пожи́лым, но вполне узнаваемым изводом15 юной княжны Любомиры в мужском обличье. Буйные, проволочно-жёсткие рыжие кудри обрамляли лицо Володислава. Того же цвета, что и волосы, была густая борода и кустистые брови, из-под которых светло-голубые водянистые глаза смотрели настороженно, даже злобно, будто у пойманного, но не укрощённого зверя.
Являя норов, соответствующий его огненным волосам, невысокий, коренастый Володислав двигался стремительно и резко. По пути в Киев смоленский князь останавливался на отдых в Любече и несколько дней гостил у Кареня. Человек, посланный сводным братом Игоря, предупредил князя Киевского о том, что Володислав был не на шутку разъярен из-за расторгнутого сговора дочери с Игорем Новгородским. Появившись в тереме князя Киевского, Володислав не пытался этого скрывать. Его поклон князю и княгине напомнил скорее небрежный кивок. На Ольге его взгляд задержался, Володислав рассмотрел её с ног до головы, отмечая пригожесть княгини и одновременно раздумывая, зачем это вообще жена Игоря присутствует на его разговоре с Киевским князем.
Поприветствовав Володислава, Игорь проводил его в Пировальню – так именовался чертог терема князя Киевского, отведённый для празднеств и увеселений – усадил за стол на почётное место, в кресло с подлокотниками и спинкой. Сам князь Киевский вместе с Ольгой, Асмудом и Ивором разместились за столом напротив Володислава.
Застолье, призванное умиротворить гнев смоленского правителя, впечатляло изобилием. Покрытый узорчатой скатертью стол был уставлен яствами в драгоценной посуде. Пышными боками манили свежеиспечённые, украшенные вылепленными из теста фигурками птиц пироги с разными начинками – из рыбы, из птичьего мяса с зеленью; сладкие – с яблоками и брусникой. Обложенная капустными листьями и дольками душистого жёлтого овоща, привезённого от греков, исходила слезой солёная белуга, нежно розовели на серебряных блюдах окорока, источали пряный дух копченья. Между блюдами с кушаньями возвышались серебряные кувшины с благородным ромейским вином и разнообразными медами.
Советники Володислава пожирали стол глазами и сглатывали слюну, вдыхая соблазнительные запахи яств, но вкусить их не смели, потому что сам князь Смоленский к пище не притрагивался. Угощаться Володислав не спешил, зато к упрёкам приступил без промедления.
– Стремясь упрочить нашу дружбу и скрепить союз Киева и Смоленска, я отдал тебе мою любимую дочь. Доверил тебе усладу моего сердца. И что получил взамен? Вместо князя ты уготовил мне в зятья простого воеводу? – вопросил Володислав, глядя на Игоря исподлобья.
– Я ли не радел за нашу дружбу и союз? – отозвался Игорь, изобразив удивление. – Но как я могу отдать сестричу
