Оливковый венок - страница 2

Главная проблема лекций Джона Рёскина «Оливковый венок» – всевластие машин, которые лишают работников их заработка и множат неправедные досуги. Рёскин, конечно, выступает не против машин: в них он видит тоже одно из проявлений человеческого гения. Просто он считает, что машины должны не заменять труд людей, тем самым превращая его в бессмысленную игрушку, а создавать лучшие условия для плодотворного людского труда. Плоха машина, изготавливающая готовую одежду, но хороша машина, правильно орошающая землю, где растет лен. Плоха машина, штампующая мебель, но хороша машина, разравнивающая дорогу, чтобы можно было перевозить дерево без потерь.

В первой лекции Рёскин ставит вопрос: есть нравственные люди среди богатых, и есть безнравственные люди среди бедных, чем же тогда так однозначно плоха система угнетения бедных богатыми? Рёскин говорит, что дело не в том, что богачи присваивают себе то, что могло бы достаться беднякам, но в том, что богатые своими интригами и своей поспешностью запутывают трудовые отношения. Беда не в том, что богатый строит дворец тогда, когда бедняк не имеет крыши над головой, а что этот дворец бесполезен для бедняков, как и бесполезен для бедного тела богача, потому что он создан безрадостным трудом. Если бы богач испытывал радость при строительстве своего дворца, он бы научился и научил строить дома для бедняков. И наоборот, если бедняки будут трудиться, используя новейшие технологии, при этом внимательно и добросовестно, то их жилища будут лучше любых дворцов, так что даже богачи захотят переехать к ним. В этой первой лекции Рёскин еще не такой христианский социалист, каким он станет позднее, скорее он демократ, при этом исходящий из того, что бесхитростность большинства людей в момент, когда они старательно работают, заботятся о других, не менее важна, чем отвлеченное равенство или отвлеченная справедливость.

Во второй лекции Рёскин объясняет, каким могло бы быть здание биржи, чтобы оно не только заставляло гордиться коммерческими успехами, но и воспитывало вкус. Воспитание вкуса для Рёскина – не просто умение отличать хорошее от дурного, но и умение не восторгаться дурным, например, разбойниками, и при этом любить чистоту нравов, которая отождествляется с чистотой служения. Рёскин, ссылаясь на свои книги «Камни Венеции» и «Семь светочей архитектуры», выделяет готическую архитектуру как единственную по-настоящему евангельскую архитектуру, архитектуру самоотречения, тогда как романскую или ренессансную архитектуру объявляет плодом не очень чистой нравственности, при всей искренности любви к красоте. Ведь если в архитектуре всё пространство заполнено декором, то, значит, архитектуре есть что скрывать, а готические ребра уже ничего не скрывают, это и есть нагота Распятия.

В третьей лекции, прочитанной в военной академии, Рёскин говорит о войне как о том занятии, которое может быть воспето поэтами и поддержано художниками. Но для этого войны должны освободиться от бремени упадка, начавшегося в эпоху Возрождения, когда они стали истощать государства. Такого не должно быть, ведь офицеры – благородный слой, всякий, кто во цвете лет свободы верный воин, – и образуют костяк чести для любого государства. Поэтому надо перестать вести войны, которые только обогащают войско и его руководителей, но начинать лишь те, в которых выяснить отношения можно с наименьшими потерями. Лучше дуэль немногих профессионалов на поле боя, чем блокада, голод, политические интриги и союзы, разоряющие землю, угнетающие людей и природу. Рёскин, опять же, еще не пацифист, каким он станет позднее, он пока просто сторонник прямоты выяснения отношений. Люди либо научатся прямо воевать, ничего не скрывая за душой, либо им лучше не отягощать собой землю.