Олли Таймон - страница 11



– Господин судья, без приказа…

– Ну что ты станешь делать! Похвальная бдительность. Такое соблюдение устава обязательно должно поощряться, – в голосе судьи послышалась многозначительность, которой сообразительный Варек не мог не заметить. Он помялся и сказал:

– Ну, коль так… Фонарь вам оставлю.

– Давайте же приступим к установлению личности, – сказал судья, когда тюремщик удалился. – Леди Амелия, узнаете ли вы среди этих двух… хм, людей своего подопечного?

Девочка подняла голову, внимательно вглядываясь в лица Вейдока и Таймона, словно желая их получше запомнить. Она, конечно, их не узнавала, поскольку видела впервые. Вейдок ощутил легкое волнение. Что-то было не так. Судья терпеливо ждал.

– Да, – сказала девочка наконец. – Это Олли Таймон. Мой подопечный.

Голос ее звучал решительно и твердо.

– Который? – уточнил судья.

Девушка сжала губы и уверенно кивнула, глядя на Олли Таймона:

– Вот этот. Вам его лицо может показаться странным. Мой подопечный.

Лицо Вейдока вытянулось от удивления.

– Значит, ошибки быть не может, – вздохнул судья. – Отлично… Господин Таймон, – обратился он к Таймону. – Позвольте зачитать вам один интересный документ.

Он вынул свиток.

– О-о, – протянул Таймон. – Это займет уйму времени.

Судья сделал вид, что не слышит. Вейдок только покачал головой. Он отошел от решетки, уселся на солому и сделал вид, что происходящее его больше не касается.

– Записка написана мальчишкой-писарем, – продолжал он. – Видимо, запись была сделана для тюремщика. Он старался не забыть, вот и раскошелился на памятку. Писалось скверным пером на обеденном столе. Жирное пятно. Кляксы. Очень интересно, послушайте:

«Уродец назвался Олем Топтуном. Сознался в следующих преступлениях:

4 грабежа крестьянских подвод,

5 нападений на путников,

ни разу не уплатил ни податей, ни дорожных пошлин, а

2 раза даже ограбил сборщика податей.

В дальнейшем совершил:

28 убийств с целью грабежа, и священника Клода убил тоже он,

42 карманные кражи, включая драгоценности ювелира Сафио, и 10 раз подверг честных горожанок Мареаполя разврату…»

Несчастная девочка, которой пришлось все это слушать, поспешно подняла ладонь ко рту. Вейдок сказал бы, что у нее случился неожиданный приступ тошноты. А судья, закончив, свернул свиток и убрал его в рукав.

– Замечательная бумага, – проговорил Таймон. – Как минимум, бедолаге Топтуну светит пристрастный допрос.

– И на этот раз ты прав, – сказал судья сурово. – Топтун или Таймон, а досталось бы тебе крепко. Выходка твоя светит на колесование, сдирание кожи и медленную смерть, когда приговоренного варят живьем в масле!

– Бывало и хуже, – пробормотал Таймон задумчиво.

И тут судья вышел таки из себя.

– Послушай, уважаемый! – процедил он, сдержавшись таки от крика. – Не знаю, зачем тебе понадобилось сознаваться во всех этих, явственно собранных со всего города, преступлениях. Может, ты умалишенный?

Вейдок поднял голову и пробормотал:

– Весьма похоже на правду.

Судья взял себя в руки.

– Теперь последуют вынужденные пояснения, которые попросила сделать для тебя, Таймон, эта леди. Ее ты, конечно же, узнал. Твоя осведомленность подсказывает мне, что ты, вне сомнения, знаешь, что дела, в которых затронута церковь, сразу передаются в Инквизицию. Инквизиция не проводит долгих расследований. Там не любят церемониться, выслушивая всякие небылицы. Их конек, да будет тебе известно – допросы и пристрастное дознание. Поверь, в ходе такого дознания ты признал бы и то, что было, и то, чего не было. Довольно быстро признал, скажу я тебе, господин шутник!