Места взрывов потемнели.
На втором витке они были еще видны: тлеющие шрамы на обычно гладкой поверхности Омеги.
– Не думаю, что будет толк, – сказал пилот.
На третьем витке шаттл состыковался с «Квагмором», кораблем, который доставил исследователей в систему. Настроение на борту царило мрачное, и каждый норовил высказаться в том смысле, что они, мол, старались, просто больше ничего нельзя сделать.
Александра сообщила, что Омега по-прежнему держит курс на Лунный Свет.
– Мы не проникли далеко. Есть шанс, что мы нанесли какой-нибудь ущерб, который просто нельзя заметить. Иными словами, если мы взорвали внутренние механизмы этой дряни, то как мы об этом узнаем? Так что не сдавайтесь, док.
Дэйв не сдавался. Но картина угнетала. Протуберанцы протянулись вперед, загибаясь, словно окружая планету. Омега была злобной силой, существом из мифа, мощью по ту сторону понимания.
«Аль-Джахани» маневрировал у краев облака, стараясь записать как можно больше. Коллингдэйл ушел в свою каюту, поспал, встал, поспал еще. Облако достигло цели и, когда город повернулся вместе с планетой и возвратился на свое место, коснулось атмосферы прямо над ним. Выли ветры. Молния разорвала небо. Формировались смерчи.
Солнце только что село.
Коллингдэйл с трудом заставлял себя смотреть. В облаке множились электрические разряды, все более мощные по мере его приближения. Гроза набирала силу, но башни стояли, а планета поворачивалась, унося город прямо в центр и потом мимо Омеги. Некоторое время Дэвид надеялся, что город ускользнет. Но гигантский разряд внезапно разорвал облако и молотом ударил по городу. Похожие на шахматные фигуры сооружения, казалось, расплавились и почернели, погружаясь в лед. На них обрушились потоки камней, и в основании одной из угловых башен что-то взорвалось. Башня задрожала и начала опасно крениться. Другие строения обрушились или были снесены. Раз-другой корабль терял картинку, когда из-за помех спутники связи оказывались не у дел. Из тьмы вырвалась молния, обугливая алмазные башни и хрустальные призмы. Ураганные ветры несли черную пыль по заснеженной земле. Несколько скал упало с неба, круша стекло и хрусталь. Понадобилось всего несколько минут, а когда все было кончено, метель погребла останки.
Коллингдэйла вряд ли можно было назвать агрессивным человеком или хотя бы спорщиком. Он не ссорился уже так давно, что и вспомнить не мог. Но сейчас он готов был убить. Из его души изливался гнев, чистая ярость, доведенная до предела его бессилием.
Облако обвилось вокруг планеты, вокруг Лунного Света, нашло другие города и метнуло в них разнообразие молний – сплошных, разветвленных, зигзагообразных, огненных шаров. Коллингдэйл не мог оторваться. Он бродил по кораблю, глуша ром стаканами – из ряда вон выходящее поведение для человека, который редко пил. Он не мог перестать двигаться – с мостика в штаб экспедиции, в кают-компанию, в свою каюту, в каюту Рили («Эй, Дэйв, погляди-ка, что эта штука выделывает на севере»). Зрелище подпитывало его гнев, и по причинам, которые Коллингдэйл так и не сумел понять, ему доставляло извращенное удовольствие ненавидеть так сильно.
Когда облако наконец успокоилось, от него стали отрываться и отплывать прочь куски, словно вблизи планеты не было гравитации, чтобы их удержать. Небеса начали очищаться.
Города предстали обгоревшими и разрушенными, окутанными черным дымом. Ава плакала. Остальные были потрясены. Столь полного опустошения они не могли себе вообразить.
