Стены жилища постепенно растворялись, уступая место бескрайнему ночному небу, сверкающему россыпями ярких звёзд. Тёплый ветерок мягко касался лица, колыхая пряди волос, приветствуя каждого гостя своего мира. Над головой медленно кружились звёзды, оставляя после себя серебристо-голубые следы, похожие на лёгкий танец светлячков. Где-то далеко впереди слышалось низкое рокочущее эхо могучего водопада, неумолимо извергающегося в таинственную глубину. Пронзительные голоса невидимых существ отзывались тревожащими аккордами мелодии, будто звуки древней арфы, вторящие музыке самого пространства.
Среди неба величественно парили громадные летающие существа, похожие на китов с крыльями, издававших грустные протяжные трели, навевавшие щемящую грусть и сладкую меланхолию. А внизу плавали бесчисленные корабли, чьи белые паруса трепетали в такт движению волн, отражаясь серебрящимся светом звёзд. Волны поднимали их вверх, отправляя в бесконечное путешествие меж небесных тел, влекомое песней, подобной молитве, пробуждающей чувства восторга и покоя одновременно.
И над всеми этими чудесами звучал тревожный голос Кота-Баюна, чьё исполнение навевало неприятные ощущения: тревогу и страх…
«Эй, слушайте сказ мой старинный!
Во тёмную ночь ненастную,
Через тени леса глубокие,
Предстань, хозяин страшной ночи —
Сон-Мороч да Дремотища-старик!
Ступил тихо-тихо, тяжело дыша,
За порог избушки тесовой.
Оглядел двор богатый,
Посветил над ним месяц серпом острым.
Сел в горнице тёплой уютной,
За столом дубовым крепчайшим друженьким.
Погасил дыханьем огонь полевых свечек,
Темнотой заполнил воздух густотой ночной.
Звонким смехом злодейским распустил туманы ночные,
Закружил пляску буйную дикомужную,
Будто ветер шальной сорвал покрывало осени алой.
Заплясал по избе шумливо-грохотно,
Забормотал старые сказки колдовскими заклинаниями хитрыми.
Стеночки скрипят голосом тяжким звончатым,
Струны гуслей плачут эхом грустным печальным.
Покрутил венцы ветром снежным студёным,
Засверкали свечи бледно-синим мёртвым огнём тусклым.
Взяв за руку Ведьму нашу,
Увёл её в даль загробную владений темниц своих роковых.
Остальных окунул сном вечным глубоким,
Сном непробудным».
***
Из мрака тьмы, царившей под детской кроватью, медленно появилась костистая, покрытая буграми рука с тонкими пальцами-крючьями, украшенными острыми кривыми ногтями. Пальцы тихо шарили по полу, ,ощупывали невидимые следы – здесь были чужие шаги, неизвестная опасность… Вслед за первой худой рукой, пробуя пространство вокруг себя, неуверенно выпростала другая такая же бледная, сморщенная лапа, длинные пальцы которой нервно вздрагивали, соприкасаясь с прохладной древесиной пола.
И вот уже краем глаза видно, как исподтишка из сумрачной щели медленно проступила лохматая, заросшая густыми седыми космами голова Тырты – Ведьмы-воровки детских сновидений. Ее жуткое морщинистое лицо было скрыто спутанными прядями волос, источавших запах земли и плесени. Согнувшись пополам, она робко вылезла наружу, бесшумно скользнув вперед, чутко принюхиваясь и тревожно осматриваясь кругом. Но там, где должна была находиться детская кроватка с теплым дыханием ребенка, стояла лишь сероватая пелена тумана, равнодушно скрывающая всё живое…
Тревожное сердце Тырты замерло, когда перед её глазами возник туман – знак великой опасности, неумолимого испытания для неё самой. Мгновение спустя, собрав всю свою решимость, страшилище смело ступило вперёд, оставляя прежний уют мракобесия и погружаясь в таинственный туман.
