Нечисть являла собой живое воплощение кошмара – маленькая сгорбленная карга с жалкими костлявыми лапами и тонким извивающимся хвостом, будто большая крыса, выползшая из норы.
Тырта, смутившись внезапной, тревожной тишиной, осторожно поднялась на шероховатые когтистые лапы, вытянулась изящно, точно кошка-воришка, выпрашивающая любимое угощение у доброго хозяина.
Хриплым голосом, подобным скрипу ветхих ворот, Нечисть зловеще затянула свою песню, тяжело подтягиваясь вверх по кровати, приближаясь к малышу, чтобы пробудить его слезы и вновь услышать сладостное пение детского плача, наполняющего сердце Тырты радостью.
Баюн, до сих пор неподвижно наблюдавший эту мерзкую картину своими наполненными огнем глазами, бесшумно приблизился еще ближе, сверкнув саблевидными коготками, и в одно мгновение стремительно прыгнул на спину ведьмы, глубоко вонзив острые зубы в худые морщинистые шеи чудовища.
Тырта пронзительно взвизгнула, сдавленно хрипя – тело её выгнулось судорожной дугой. Зверски рванувшись вперёд, Баюн пригвоздил чудовище к постели, впиваясь стальными когтями, острыми словно ножи палача, в выступающие кости твари. Началась яростная схватка, сотрясая стены старого дома жалобным писком, похожим на истошное верещание крысы, угодившей в жестокий капкан охотника.
Но этот жуткий зверь был лишь жалким подобием настоящего хищника, не чета Коту. Оскалившись свирепо, Баюн глубоко запустил лапы в иссохшую кожу Тырты, мощно разорвал распухшее от скверны существо надвое. Кровавые ошмётки чернеющей мерзости медленно сползли на пол, оставив за собой омерзительный запах помоев.
Отбросив куски Нечисти в сторону, Кот запрыгнул на кровать и, выгнув спину, ощетинился, опасаясь, что даже в таком состоянии Тырта может быть опасной. Но две её половинки уже начали тлеть и растворяться в жёлтом тумане, чуть разбавляя его зелёной дымкой. Тырта была мертва.
Баюн понюхал воздух. Почувствовав в доме запах серы, Кот убедился в победе. Спрыгнув на пол, Ясный вновь уселся перед гуслями, легонько развернув их лапкой.
Его страшные клыки уменьшились, взъерошенная шерсть вновь приобрела ухоженный вид, а когти перестали скрести по деревянному полу, лишь слегка выглядывая из мягких лап. Пылающие угольями глаза погасли, а выросший до размеров молодой рыси силуэт постепенно возвращался к прежним очертаниям.
Баюн огляделся вокруг. Весь дом погружён в сон: близнецы мирно спят у порога, положив головы на сомкнутые ладошки; мужчина дремлет, сидя на табуретке, опершись спиной о крепкое бревно; женщины тихонько посапывают за столом, уткнувшись лбами в поверхность стола. Улыбнувшись и качнув головой, Кот прищурился и начал напевать Разбудку – песню, без которой никто бы не пробудился от сладкого сна, навевающего Колыбельной Баюна.
Песня эта дышала ароматами свежести раннего утра – солнечное утро искрилось росою и было полно сладостных чарующих мелодий. В её звуках звенело жизнерадостное, задорное жужжанье пчёлок, покидавших уютные соты родного улья; веселились птички, рассыпаясь радужными трелями среди просветлённых ветвей деревьев, встречающих долгожданный восход солнца, наполненные восторгом и счастьем от новой жизни дня. Трепеща крылышками, переливались яркими красками, одаряя слушателя чистым весенним настроением.
На широкой зеленеющей поляне разносился мерный ритм стучащих барабанов да протягивали звуки соловьиной песни балалайка и деревянные трещотки – весёлые уличные музыканты шествовали вдоль тихих тропинок, радуя прохожих живым искусством народного творчества. А Кот-Баюн распевал свою песню – голос его был подобен мёду, льющемуся тонкой струйкой сквозь прозрачный летний туман, ласково касаясь каждого сердца, даря тепло и вдохновение начинающегося прекрасного дня.
