— Поверила?
— Я запуталась, — прошептала я.
Если сейчас к Жене выйду — пощечин ей надаю. Поговорить надо, но позже, когда остыну.
— Ты мне-то веришь, надеюсь? — Игнат приподнял мой подбородок. — Мне. Веришь?
— Верю, — выдохнула.
Точно знаю — не изменяет. Любит. Практически одержим, понять бы, хорошо это или плохо. А все это либо недопонимание, либо Женина провокация. Да и со стороны Игната это тоже провокация. Но, может, он и прав. Хотя обидно.
— Можешь дать ей денег, и сделать так, чтобы Женя ушла? Я сейчас не могу с ней встретиться.
Игнат кивнул, и вышел из кухни. Вернулся он через три минуты, и мы принялись готовить ужин. Вместе.
25. 24
ИГНАТ
Нельзя вестись. Вижу — Слава надулась, как девчонка. Впрочем, не стоит забывать, что она по сути и есть ребенок. Да, совершеннолетняя, грудь и попа есть но, черт, ребенок она. Балованный, залюбленный до невозможности. Иногда вдобавок ко всему еще и капризничает, вот как сейчас.
Дуется.
А я еле удерживаю на лице серьезную мину. Хочется и по носу ее щелкнуть, и начать подлизываться. Но нельзя вестись. Или плюнуть на все? Ну правда же, девчонка совсем.
Странно. Раньше я недолюбливал таких как Слава. Может, из зависти, вернее, скорее всего из зависти. Абсолютно точно. Смотрел на богатых деток в школе, хвастающих, что мама с папой брали их в Доминикану. Наблюдал, как одноклассников забирают родители, а затем они едут в кино, или еще куда-то. И ненавидел. Одноклассники разные были, и среди богатых деток находились не избалованные засранцы, а обычные ребята, но я тупо бесился. И не упускал возможности их уколоть. У меня ни хера, а у них — все.
И вот, смотрю я на Славу, и понимаю — у нее и было это всё. Вообще всё. Дорогим ресторанам она не удивляется, рот не открывает при виде роскоши. Принцесса, мать ее. И её мне не хочется делать обычной. Избаловали? И ладно, я продолжу эту славную традицию. Деньги, дорогой шмот, бриллианты, поездки — все, что угодно.
И похрен на то, что хотел не вестись на ее надутые губы. Ладно уж, спрошу.
— Ну? Чего дуешься? Сейчас лопнешь, красивая моя. Как надутая лягушка.
— Очаровательное сравнение, — фыркнула она, и одарила взглядом королевы на холопа. — Я не дуюсь, я до глубины души расстроена.
— И чем же?
— Тем, что ты весь спектакль, прости за слово, продрых!
О, сколько возмущения в голосе.
— Я не продрых.
— Ты храпел, блин. Я тебе минут десять шептала, что означают движения в танце. Балет — это не просто красивые дрыганья, это признания в любви, ссоры, секс. Всё передают танцы. И я как дура тебе все это объясняла, пока не услышала твое сопение. Ну вот что ты за человек такой, Игнат?
Слава реально выглядит расстроенной. Ну что ж, нужно быть честным.
— Слав… ну не люблю я все это, прости. Хотя черт, за такое не извиняются. Не мое это, понимаешь? Для меня весь этот балет — именно дрыганье. Вроде и понимаю, что искусство, но скукота.
Слава затащила меня на спектакль. В принципе, я и до этого понимал, что все это искусство — не мое. Опера для меня скучна, картины не вставляют, в галереях я разве что на статуи могу смотреть без зевоты, театру предпочитаю кино. Вот такое быдло. Ну а балет… красиво, но скучно. Ладно бы минут десять посмотреть на танцульки, но два часа?! Это ад, вся задница затекла. И понимаю ведь, что это сложное искусство, требующее кровавых репетиций и преодоления себя, но это просто не мое. А Слава расстроена не на шутку.
