Она, наконец, трогается, но, сука, не унимается.
– Я всё ещё жду ответа, мальчик. – замечаю, как в ожидании этого самого ответа постукивает отравленными ногтями по рулю, но продолжаю молчать. Так бы и продолжалось, если бы стерва не повышала интонации до ультразвука. – Если ты сейчас не ответишь, я тебя из машины выкину. И хоть в казарме живи, хоть туалеты драй, мне пофигу, что с тобой будет.
Интересно, конечно, как эти полтора метра недоразумения смогут вытащить меня из салона, но лучше дать ей желаемое, лишь бы заткнулась.
– Как и сказал Паха – мозгов. Да и сисек. – добавляю, доводя Фурию до точки кипения. – Только соски и торчат. Хоть бы лифчик надела, видимость создала, что грудь есть.
Макеев, опустив голову вниз, ржёт в кулак, но в нашу "беседу" не вмешивается. Только то и дело бегает между нами глазами.
– Вот я и закрепилась в своём мнении. – тяжело вздыхает, уверенно крутя рулевое колесо во время поворота. – Вот скажи мне. – смотрит в зеркало заднего вида. В нём же и скрещиваем взгляды. – Это из-за нехватки секса ты такой озабоченный? Или по жизни извращенец? Ты, случаем, не маньяк? М-м-м, мальчик?
– А ты, случаем, не сука? – отбиваю сухо.
– Ещё какая. – гогочет Пахан.
– А ты чего ржёшь, Пашуля? Припомнить твою Тойоту Тундру? У тебя в штанах точно ничего нет, раз на такой тачке ездил.
– Крестик, я бы тебе показал, что у меня в штанах, но боюсь напугать. – угорает друг, протягивая мне бутылку воды.
Тормозов у Царёвой точно нет. Усмехнувшись, останавливается на светофоре и оборачивается к нам.
– Если у тебя там как у пластмассового Кена, то это реально страшно, Паш. – не успевает он отбить её подъёб, как Фурия о нём забывает и перебрасывает взгляд на мою персону, мечтающую провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть её общество. – А у тебя какая машина, маньячело?
Судорожно вздохнув, снова откидываюсь назад и бросаю первое, что приходит в голову:
– ОКА, блядь.
Царёва поднимает брови в искусственном удивлении и высекает:
– О, как! А член ездить не мешает? Или ты им руль вертишь?
– Если ты не заткнёшься, то я тебя на нём вертеть буду.
Стерва задыхается в возмущении. Спасают десятки психующих водителей, которым дорожный монстр мешает попасть на работу. Мегера высовывается в окно и орёт:
– Чего сигналишь, урод?! Постоишь, не обосрёшься!
– Мило. – буркаю, закрыв глаза.
– И это ещё скромно. Пока в ход не пошла бита и "ты знаешь, кто мой папа?!" – отбивает друг.
– Она совсем ебанутая? – снижаю голос до шёпота.
– Абсолютно. – соглашается Макей.
Оставшиеся до части несколько минут врубаю полный игнор, пропуская мимо ушей все слова стервы и готовясь расплачиваться за вчерашнюю гулянку. Вылезаю из машины, не глядя на царевишну, выскочившую следом. Паха обнимает её. Я, даже не попрощавшись, делаю пару шагов в направлении части, но останавливаюсь, как вкопанный, когда пальцы ненормальной обхватывают моё запястье. Оборачиваюсь, словно в замедленной съёмке, встречаясь с янтарём манящих глаз. На той же скорости спускаю взгляд к тому месту, где соприкасаемся кожей. Её рука горячее закипающей в моих венах крови.
Загораются сигнальные огни и стоп-сигналы. Воет сирена стихийного бедствия.
Слишком близко. Недопустимый контакт. Опасно. Опасно. Недопустимый контакт.
– Царёва, мне не до тебя. – выталкиваю, вырвав руку из слабой хватки.
– Я это… – отводит глаза в сторону, носком босоножка перекатывая по земле мелкий камушек. Сцепляет руки за спиной. – Короче, sorry
