– Диксон, ты так и войну проспишь. – ржёт марширующий мимо Гребенский.
– Герыч, сходи-ка ты на хуй. – рявкаю раздражённо, перебрасывая взгляд красных от недосыпа глаз на сослуживца.
Проталкиваю кулаки в карманы, выпуская невидимую пулю ему в лобешник. В последнее время я самое злобное существо, которое можно найти в нашем корпусе. Настрой извечно на нуле, регулярные наряды, гонение по плацу и роль уборщицы не способствуют хоть какому-то подобию доброжелательности. Пять минут наедине с Фурией и я, мать вашу, дикое озлобленное чудовище, уподобившееся бешеной стерве. Был уверен, что вернусь в норму, но…
– Ой, какие мы сегодня злые. На кого дуешься, Дикий?
– На дебила, которые задаёт ебанутые вопросы. Съебни, Гребень, с глаз долой. Не нарывайся. – скриплю зубами, выдавая куда больше злости, чем хотелось бы. Роняю веки, дробью вдыхаю и уже более ровно выдыхаю: – Я, блядь, вторую неделю сутки через сутки. Если хочешь проверить уровень моей злости, то постой тут ещё минуту, и я тебя, блядь, разъебу.
Не знаю, что он видит в моих глазах, но даже мне кажется, что они превращаются в кроваво-красные шары кровожадного зверя, способного, не задумываясь, убить.
– Долбоящер. – бросает Герман, сваливая подальше от опасности, которую я излучаю.
То, что я приехал сюда спокойным и уравновешенным, совсем не значит, что не исполню свою угрозу. Парни отлично знают, что я провожу в качалке всё свободное время, и мне не составит труда уложить их на лопатки, даже если выйду один против троих. Проверенная история. В начале службы всякое бывало. Пусть обычно я и был тем, кто разнимал чужие драки, но и сам не спускал дерьмо, если оно лилось в мою сторону. Надо было сразу показать свою позицию. Благодаря этому со мной считаются и не воспринимают как пай-мальчика.
С тем же явным раздражением поглядываю на наручные часы, отпуская новый усталый выдох. Нервы и силы на исходе, а Паха сменит только через полтора часа. Приваливаюсь плечом к косяку, размазывая взгляд по опустевшему плацу. Несколько парней подстригают газоны, другие белят бордюры, третьи метут пыль и налетевшие с деревьев листья. Майор Спиридонов вышагивает вдоль белой линии разметки, крича что-то в микрофон мобилы. Навеселе хмыкаю, гадая, что за важная шишка к нам катит, раз он так распинается. Мимо меня проходит взводный. Вытягиваюсь и прикладываю пальцы к козырьку кепки.
– Здравья желаю, товарищ старший лейтенант! – чеканю громко.
Тот кивает и жестом даёт понять, что я могу расслабиться. Ссутуливаю плечи и опускаю руку, но продолжаю держать осанку, пока гул шагов не стынет в пространстве. Возвращаюсь к своему занятию – смотрю в окно и думаю, кого же готовятся встречать.
Стоит только выглянуть за стекло, как кровь с треском вскипает в венах, распаляя тело до температуры куда выше человеческой выносливости. Дыхалка вмиг слетает с заданного природой ритма.
Фурия летящей, блядь, походкой направляется к майору. Целует мужика в щёку. Он растягивает лыбу на всё ебало так, что мне кажется, способен полмира разом проглотить. Царёва отступает на шаг и кружится перед ним. Нежно-розовое платье, расходящееся сразу под грудью, превращается в "зонтик", опутывает стройные ноги и медленно оседает чуть ниже колен, когда Царевишна замирает.
С такого расстояния не слышу, о чём идёт речь, но вот её звонкий задорный смех оглушает. Ротовая полость пересыхает, преобразовавшись в засушливую пустыню. Желание оказаться сейчас на месте Спиридонова рвёт тонкие нити ненадёжного спокойствия.
