С годами ее прозвище стало настоящим символом ее характера. Скора-ураган – быстрая, непредсказуемая и всегда оставляющая после себя след. Иногда этот след был хаотичным, иногда – забавным, но никогда – скучным. И даже если кто-то пытался упрекнуть ее в излишней торопливости и импульсивности, Мика только пожимала плечами. «Знаете что? Зато я живу полной жизнью. А вы все думаете, думаете… Пока додумаетесь – жизнь пройдет!». И она проходила. Только вот Мика не менялась. Почти. Зато все вокруг стало другим.
***
По вечерам Честик и Джек играли в настолку. Распластавшись животами на полу в гостиной, пряча друг от друга бумажки. По воплям Мика понимала, что играли практически на равных. Примечателен был также совместный просмотр боевиков. Судя по комментариям, нравились им одни и те же фильмы.
Мику поражало, как два мужчины, большой и маленький, быстро нашли общий язык. Со вторым мужем Честик общался снисходительно, свысока. А здесь полное взаимопонимание.
– Да это потому, что они по развитию – ровесники, – разъясняла Мике Лизка, демонстративно поправляя золотую подвеску с Маген-Давидом на шее точными движениями холеных пальцев. Ее темно-карие, как кофе без молока, глаза пристально изучали окружающую обстановку. Контролировали. И не одобряли ее. – Ты послушай, что люди говорят про этого Человека-Гору. Совершенно жуткие истории. У него, как у всех бывших боксеров, после травм наблюдаются когнитивные нарушения. В ресторанах, когда видят, что он употребляет алкоголь в избыточном количестве, официанты прячутся. Иначе – стройся в две шеренги и на первый-второй рассчитайсь.
– А мы с тобой, если напились, – ангелы небесные. Он здесь не хулиганит.
– Вот еще, – произнесла Лизка, презрительно морщась, – боится, и совершенно правильную тактику выбрал. Как говорит мой отец Марк Соломонович: «Иерархия в медицине – это не просто дань традициям, это залог выживания». Так что с Антоном они явно не одного поля ягоды – этот экземпляр рангом пониже, но зубы у него, как видно, острые. А субординацию нарушать, сама понимаешь, чревато последствиями.
Лизка сделала многозначительную паузу, на губах появилась характерная асимметричная улыбка.
– И вообще, – продолжила она строгим тоном врача, который разъясняет пациенту диагноз, – нечего Честику с ним общаться. Ничего конструктивного из этого не выйдет, только лишние осложнения. Сегодня боевички, завтра порнушка – классическая эскалация симптомов. Знаешь, как в венерологии: если вовремя не остановить процесс, он переходит в хроническую форму.
– Он же не сумасшедший. Что, совсем мозгов нет?
– А уж это, как говорят патологоанатомы, вскрытие покажет. Да ты посмотри, как он держится! Прямо друг семьи на отдыхе! А его заставили, понимаешь, заставили за тобой ухаживать. И он действительно не может отсюда вырваться. У Антона и человека, с которым твой Джек очень дружит, свои отношения. В таких кругах неповиновения не простят. Не те люди.
– Хватит тебе наговаривать. Что у них там, крепостное право?
– Крепостное, не крепостное – не знаю. Но, думаю, если бы его не прижали к стенке, не стал бы он тут из себя домохозяйку изображать.
– Рассказывают, – продолжала Лизка, поправляя прядь вьющихся волос, – что после того, как он у тебя поселился, парнишка один (да ты должна его помнить, худой такой) сильно веселился по этому поводу. Жаль, недолго.
– Ты о Чикаго? Тебя, Лизка, послушай, раздели пополам, а потом еще половину вычти.
