Это я уже сейчас понимаю, в чем скрывалась причина. Даня не поддерживал меня в стремлениях обустроить нашу комнатушку, не хотел греть меня своим теплом. А тут просто какой-то свитер так легко и непринужденно дарит мне частику недостающих элементов. Уткнувшись носом в воротник, я закрываю глаза и проваливаюсь в тревожный сон.
Сплю я плохо и просыпаюсь из-за того, что чувствую чужое присутствие в комнате. Из-за кошмаров мне кажется какая-то жуткая околесица. Резко сев в кровати, я часто моргаю и вижу Барона. За окном уже светло. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь и что вчера со мной произошло.
— Это моя спальня, — совершенно спокойным голосом заявляет Барон.
Ситуация оказывается максимально неловкой и мне даже становится чуточку стыдно. В комнате ничего не указывает на то, что здесь спит хозяин дома. Вскочив с кровати, я тут же протираю руками сонные глаза.
— Простите, пожалуйста. Я не знала, — вырывается из меня немного хрипловатое оправдание.
Несколько секунд Барон просто рассматривает меня. Взгляд останавливается на моих босых ступнях. Я непроизвольно поджимаю пальцы на ногах и прячу руки в длинных рукавах свитера.
— Понравился? — Барон смотрит на свою вещь, которую сегодня ночью отдал мне.
— Очень.
Даня никогда не позволял мне надевать его вещи. Я видела в какой-то романтической комедии, как девушка постоянно любила надевать рубашки своего парня. Да и вообще это распространённое клише в кино и, наверное, в жизни. Мне всегда казалось, что это нечто очень интимное — делиться своими вещами с другим человеком. Но такой интимности Даня никогда мне не позволял.
— Значит, пусть остается у тебя.
Я удивленно смотрю на Барона и замечаю, что выглядит он сейчас не так, как вчера. Кажется, он сильно устал. Его голос звучит спокойно и тихо, а взгляд не жалит и не напирает своей волчьей жестокостью. Такое ощущение, словно тот Барон, который вчера нацелил на меня дуло пистолета и теперешний Барон — два абсолютно разных человека.
— Голодная?
Я киваю.
— Идем, позавтракаем.
Это до одури странно. Но я решаю не торопиться с выводами и просто осторожно наблюдаю за ситуацией. Барон явно на «вы» с готовкой, поэтому мы завтракаем бутербродами и запиваем их крепким кофе. Я стараюсь есть медленно, но чувство тревоги снова закрадывается в душу. Я слишком быстро поглощаю кусочки бутерброда, почти не жуя их нормально.
Барон наблюдает за мной. Я не смотрю ему в глаза, но безошибочно ощущаю его изучающий взгляд на себе. Что он пытается найти в моей внешности? Ответов нет. Но взгляд волчьих глаз буквально прожигает меня, плавит мою кожу.
— Как в детдоме оказалась? — вдруг спрашивает.
Его сильный грудной голос по-прежнему совершенно спокойный, поэтому какая-то частичка этого спокойствия передается и мне. Я боюсь Барона, но в то же время не могу отделаться от мысли, что конкретно мне он не хочет сделать ничего плохого. Враждебность Шраменко я быстро определила. А вот от Барона ничем подобным не веет. Он просто изучает меня и это совсем неплохо, ведь так?
— Я туда в три года попала. Смутно помню причины. Кажется, мои родители были пьяницами. Потому что в памяти ярко запечатлелся едкий запах алкоголя.
— Они не пытались тебя забрать?
— Не знаю. Нет, наверное. Я их никогда не видела после того, как попала в детдом, — я делаю пару глотков кофе. Он очень крепкий и горький, а еще идеально ассоциируется у меня с Бароном.
