Еще вчера, будучи в здравом уме, я вряд ли бы решилась противостоять такому человеку. Но сейчас… Всё мое сознание попадает под влияние неуёмной злости.
— Что ты наделал? — спрашиваю, сжимая руки в кулаки.
— Этой рухляди и так уже давно пора на покой, — Шраменко равнодушно смотрит на мою сломанную шкатулку. — Девка, прекращай ко всякой подобной ереси привязываться. Это ненормально. И вообще, я тебе не служба доставки. На, — он швыряет на диван ключи от моей комнаты.
— Ты, — тяжело дыша, еле выдавливаю из себя, — ты огромная уродливая задница!
Я подскакиваю к Шраму и со всей силы, на которую вообще способно мое тело, ударяю его в грудь, а напоследок еще и в лицо.
— Ты совсем ёбнутая?! — Шраменко пытается перехватить меня.
— Ненавижу! — кричу и толкаю его в грудь. — Ненавижу тебя! Ты ее сломал! Сломал! Тебе даже не пришло в голову нормально поставить сумку с вещами! С чужими вещами!
Я понимаю, что причина не только в шкатулке. Из меня вырывается всё то напряжение, что я так старательно пыталась спрятать куда-нибудь поглубже в себя. Молотя Шрама кулаками, я вымещаю на нем злость и отчаяние. Я всё еще злюсь на Даню, на его поступок и слова. А тут еще это ужасное приключение в клубе. И в довесок ко всему Шрам разбил мою шкатулку. Я не сдержалась, превратившись в дикий шквал неконтролируемых эмоций.
— Угомонись! Блядь! — рявкает Шрам и больно схватив меня за плечи, валит на диван.
Металлическое кольцо ключей неприятно врезается в спину. На секунду всё перед глазами переворачивается. Шраменко нависает надо мной. Он тяжело дышит. Ноздри угрожающе раздуваются. Черные глаза опасно горят.
— Всем насрать на тебя, дура, — шипит Шрам, обдавая меня горьким ароматом табака. — Никто с тобой нянькаться не будет. Никогда. Запомни, — он больней сжимает мои плечи. — И я говорю не о себе или Мишеле. Жизнь такая, усекла? Всем глубоко насрать на то, что нравится тебе или нет. Ты делаешь всё, чтобы не сдохнуть. Хотя в конечном итоге мы все всё равно подыхаем. И поверь, твоя вонючая шкатулка — последнее, что должно тебя волновать. Поэтому мой тебе совет — выбей это дерьмо из своей белобрысой башки. И не бросайся с кулаками на тех, кто может сделать тебе больно, — Шрам еще несколько мгновений с прищуром рассматривает меня, а затем резко отпускает и выпрямляется.
Я ничего не отвечаю. Злость моментально испаряется. Наваждение слабнет. Мне становится легче. Эмоционально. Я нуждалась в этом выбросе. Он помогает принять ту реальность, в которую я случайно угодила.
— Ненормальная, — зло бросает Шрам и уходит.
12. Глава 12.
Я тщетно пытаюсь починить свою поломанную шкатулку, но, кажется, ей уже ничто не поможет. Держа пальцами маленькую фигурку балерины с отломанной ножкой, я снова и снова возвращаюсь мыслями к Шраму. Пожалуй, он первый и единственный человек в моей жизни, к которому я испытываю такое огромное количество неприязни. Мне из принципа не хочется искать в нем положительные стороны, потому что он не заслуживает этого. Не заслуживает понимания и снисхождения.
Что я сделала ему плохого? С первой секунды, как только я переступила порог кабинета, Шрам начал открыто насмехаться надо мной. Он всем своим видом показывал, что презирает меня. За что? Как можно презирать человека, которого ты даже не знаешь толком?
Не хочу о нем думать. Ни секунды.
С болью в сердце приняв тот факт, что моя музыкальная шкатулка всё-таки безвозвратно сломана, я аккуратно укладываю ее на дно сумки. Саму сумку я ставлю под небольшой журнальный столик, который стоит напротив дивана. Крышка столика еще обтянута защитной плёнкой. Наверное, мебель совсем недавно привезли в новый дом.
