– Я свожу его в больницу утром. Спасибо, Ярослав, – она касается его руки чуть выше локтя, в каком-то извиняющемся жесте.
Её родители расстроили их отношения, но что же, всю жизнь теперь их за это винить? Спустя годы Ярик понимает их беспокойство – у них с отцом та ещё семейка. Но родных не выбирают, а вот на выбор пары для единственной дочери повлиять вполне реально. Ярослав не подошёл им, что ж, и такое бывает. Чуть-чуть философии и иронии – и всё воспринимается гораздо проще. Это Ярик тоже понял спустя годы.
Они идут знакомой дорогой, не раз хоженой ими в их совместном прошлом, и за неспешной беседой не замечают, что добрались до её дома. Ярослав провожает её до крыльца. Светает. На её тихой улочке начинают появляться первые прохожие, вдалеке слышится урчание мотора мусорной машины. Алиска молчит. Что-то мешает Ярику просто попрощаться, развернуться и уйти. В воздухе висит недосказанность. Незавершенность. И Ярослав не придумывает ничего лучше, чем попытаться дойти до финала.
– Может, кофе выпьем. Завтра. Точнее сегодня. Днём. У меня выходной как раз.
– Хорошо.
Она соглашается без раздумий. Алиса обнимает его на прощание и целует в щеку. Ярик, кажется, слышит, как хрустит в голове – надламываются балки прочно выстроенной, годами обкатанной системы жизни, ещё секунда, и всё рухнет с оглушительным грохотом. Ярослав смотрит, как она поднимается по лестнице – на её красивые ноги в узких джинсах, на тонкую талию, спрятанную за короткой кожаной курткой, с досадой понимая, что так и не узнал её так близко, как хотел. И это – страшное упущение.
– Идиота кусок.
Ярик ругает себя вслух, прогоняя совершенно ненужные ему сейчас мысли. Но врать себе смысла нет – всё вернулось на круги своя. Стоило только увидеть её снова.
Пятнадцать лет назад
Миша выходит из кабинета директрисы. Взведённый, но не поводом для вызова в школу, а тем, что старая корова вздумала строить ему глазки. Вот ведь же! Все бабы бляди, все до единой, а уж те, кто имеет хоть толику власти, особенно. Радует, что всё удалось уладить малой кровью. Старая шлюха отвалит от сына и даст ему спокойно закончить выпускной класс.
– Ну что? – спрашивает Ярик, принимая нарочито безразличный вид. Он сидит в кресле напротив кабинета, скатившись вниз так, что макушки не видно, одни коленки, расставленные в стороны. Расстегнутая до середины куртка на нем, как шар, надулась – одна голова торчит с наушниками в ушах. Воинственный птенец, не хочет показать, что ему страшно. Молодец.
– Пошли, – небрежно бросает Миша и, одернув мотоциклетную куртку и надев на нос авиаторы, вышагивает к двери. На вопрос сына он не отвечает, пусть чуток помучается. Драки на заднем дворе – точнее, избиение, по словам директрисы – это, конечно, не беда, особенно, если за дело, да только вот надо это всё по уму проворачивать, чтобы вот так вот не попадать. На Михаила пялятся: старшеклассницы и молодые учителки. Кто с восхищением, кто с негодованием, за которым старательно прячется всё то же восхищение – он хорошо и долго знает женщин, чтобы не дать себя обмануть.
Они садятся в машину. Ярик забирается на пассажирское сиденье и снова опадает вниз: коленки упираются в бардачок, куртка раздувается вокруг него, как перья у нахохлившегося птенца. Смешной. Мишка никогда не страдал сентиментальностью, но отчего-то, глядя на сына, чувствует, как в груди теплеет. Чёрт знает, как сложилась бы его жизнь, не появись в ней Ярослав. Может, его уже и в живых бы не было.
